– Так это была женщина? – уточнил Пирс.

– Да, женщина. Я знаю, что могу сообщить вам это в конфиденциальном порядке.

– Если это не имеет отношения к убийству архидьякона, – сказал Дэлглиш, – то больше никому знать не обязательно. Попробую облегчить вам задачу. Это была Карен Сертис?

На лице отца Беттертона появилось облегчение.

– Да, она. Боюсь, что Карен. Понимаете, я увлекаюсь птицами, наблюдаю за ними, вот в бинокль их и приметил. Они были вместе, там, в папоротнике. Я, естественно, никому не сказал. Отец Себастьян такое вряд ли простил бы. И еще ведь Эрик Сертис. Он хороший человек, нашел свое место здесь с нами и своими свиньями. Так все хорошо устроилось, и я не собирался ничего рушить. И мне это не казалось чем-то ужасным. Если они любили друг друга, если были счастливы вместе… Хотя я, конечно, не знаю, что там было между ними. Я вообще ничего об этом не знаю. Но ведь, подумайте, мы часто миримся с жестокостью, с гордыней и эгоизмом… так вот, на этом фоне мне не казалось, что Рональд сделал что-то уж совсем ужасное. Знаете, он был здесь не сильно счастлив: почему-то не прижился. И дома, мне кажется, ему приходилось несладко. И может, ему нужен был кто-то, кто проявил бы к нему симпатию и доброту. Хотя чужие жизни всегда кажутся такими загадочными… И не нам судить. Мы обязаны жалеть и понимать и мертвых, и живых. Поэтому я помолился и решил не вмешиваться. Только вот пришлось разбираться с этим плащом.

– Отец, нам нужно срочно его найти, – сказал Дэлглиш. – Что вы с ним сделали?

– Я его поплотнее скрутил и сунул в дальний угол шкафа. Знаю, звучит глупо, но тогда мне показалось, что это выход. Спешки вроде не было. Но шли дни, и становилось все труднее. А потом, в ту субботу, я понял, что больше тянуть нельзя. Подождал, пока сестра выйдет на прогулку, взял платок и намочил горячей водой, хорошенько намылил и довольно удачно почистил плащ. Полотенцем вытер его насухо и подержал еще перед газовым камином. Потом я решил, что лучше всего отрезать ярлычок с именем, чтобы не напоминать людям о смерти Рональда. А потом я спустился и повесил плащ в раздевалке, на крючок. Чтобы, если кто-то из студентов забудет свой плащ, он смог бы воспользоваться этим. Я решил потом объяснить отцу Себастьяну, что не отослал плащ вместе с другой одеждой, не вдаваясь в подробности: сказать, что повесил его в раздевалку. Он подумал бы, что я просто проявил небрежность и забыл про плащ. Я и вправду считал, что это лучший выход.

По собственному опыту Дэлглиш знал, что нельзя торопить свидетеля – так можно накликать беду. Он умудрился подавить в себе нетерпение и спокойно спросил:

– Так где сейчас этот плащ?

– А разве он не на крючке? На самом правом? Я его туда повесил в субботу перед повечерием. Разве он не там? Я не мог проверить – да и не хотел, не подумайте ничего, – вы же закрыли дверь в раздевалку.

– Когда именно вы его повесили?

– Прямо перед повечерием, я же объяснил. Я одним из первых пришел в церковь. Нас было очень мало, ведь так много студентов разъехалось, а плащи висели в ряд. Я их, конечно, не считал. А просто повесил плащ Рональда, куда и сказал: на последний крючок.