Выпивший и злой, Укол после отбоя поднимает бойца. Надя стоит перед ним — нелепый, в растянутой майке и непомерно широких трусах. Отощал настолько, что еще немного — и играть ему в кино узника фашизма.

Укол бьет его ладонями по ушам. Надя приседает и хватается за голову.

— Встал, сука! — пинает его босой ногой в лицо Укол. — Снимай трусы, блядь, и вставай раком!

Замирают все. Такого еще не было в казарме.

Это уже беспредел.

Я помню, как у Укола стоял член во время «бритья» Нади полотенцем.

Вмешиваться или нет — не могу решить.

— Э, Укол, харэ! Ты чо делаешь?! — свешивает ноги с койки Паша Секс.

Паша здорово раскачался за последнее время. Связываться с ним осенники обычно не решаются. Но Укол вошел в раж и орет уже на всю казарму:

— Ты чо, за пидора меня держишь?! Да такого даже опускать западло! Я ему этот патрон просто в жопу засуну!

Укол разворачивается к дрожащему Наде и пробивает ему «фанеру»:

— Чушкан, снял труханы, чо не ясно?

Надя не двигается. Получает еще несколько раз ногой от Укола. Падает на койку Гунько. Тот, матерясь, сбрасывает его на пол. Вскакивает и принимается пинать бойца.

Паша вопросительно поглядывает на меня.

Пожимаю плечами. Или Надя сумеет доказать, что он человек, или…

Всхлипывая, боец поднимается и стягивает трусы до колен.

Секс сплевывает на пол, встает с койки, зажимает в зубах сигарету и демонстративно уходит.

— Нагибайся, пидор! — командует Укол Наде.

Тут происходит невиданное.

На Укола всей своей медвежьей тушей наваливается Вася Свищ.

Оба они падают в проход между коек. Слышен сдавленный хрип Укола и удары пяток о паркет.

Ошарашенный Надя резким движением надевает трусы обратно и отступает от сцепившихся старых.

Борьба длится недолго.

Вася разжимает горло Укола, нашаривает на полу выроненный тем патрон, поднимается, сует ноги в сапоги и как был — в трусах и майке — идет на выход.

— Ебаны в рот… — доносится с рядов роты связи.

Наш взвод молчит.

Гунько и Колбаса помогают Уколу подняться.

Тот, по-обыкновению, орет, что замочит всех, а Свища — дважды. Но уже отовсюду раздаются смешки и подначки. Укол быстро тушуется, уходит курить в сортир.

Надю отправляют в постель.

Я смотрю на его друга Кувшина. В полутьме видны белки глаз и губы, сжатые в узкую полоску. Выражением лица Кувшин напоминает мне Черепа.

Такое же оно у того было, прошлой осенью. Когда мы в сушилке решали, как кончить Соломона.

Ночью неожиданно включается свет и командуют «подъем!» Тревога? Не похоже. Время тревоги всегда заранее известно. К тревогам у нас готовятся по несколько дней.

По взлетке ходит смурной дежурный по части майор Прокофьев. За ним семенит сержант Самойлов из роты связи с журналом учета личного состава.

— Вызывайте командира роты! — приказывает дэчэ и кричит в нашу сторону: — Сержант Колбасов, стройте взвод охраны! Команда «подъем» была!

Строимся, сонные, с опухшими мордами.

И тут только замечаем, что койка Нади пуста.

— Все. Пиздец… — негромко говорит Колбасов. — Теперь всем пиздец…

Проводят прекличку.

Нет Надеждина у нас и двух бойцов у «мандавох».

— Да был он после отбоя… — Колбаса растерянно смотрит на дежурного по части.