А еще ему долго не будет давать покоя вопрос: зачем ей понадобился только один ботик?

После ухода Радека Ольга быстро взглянула на часы.

Почти половина седьмого. Пора приводить себя в порядок и отправляться в кондитерскую на свидание с бароном-промышленником. Состояние в два миллиона! Это, что ни говори, сумма! А что, если раскрутить этого фон дер Остен-Сакена по полной программе? Женить его на себе и сделаться хозяйкой имения? Ну и, конечно, его миллионов. Кажется, он влюбился в нее по уши. Немного холодности, чуть кокетства и легкая надежда на неземное счастие во взгляде могут добить его окончательно. Что ж, она, конечно, попробует. Ведь этого Магнуса Фабиана ей ниспослал во спасение сам Бог (опять этот монастырь!). А не принимать подарки от Всевидящего – самая что ни на есть большая и неблагодарная глупость. В противном случае можно обидеть Его и уже больше никогда не дождаться от Него подарков и расположения.

Она не удержалась и еще раз примерила ботики. Великолепно! Просто чудо!

Ноги в них чувствовали себя как в домашних тапочках. Левый ботик от Радека, правый от Касперски – кто еще имеет такую обувку во всей Австро-Венгрии?

Никто!

Ни у кого в мире, наверное, нет великолепной и похожей друг на друга, как две капли воды, пары дамской обуви от разных мастеров. Причем совершенно бесплатно!

Ольга еще немного покрутилась перед зеркалом, любуясь на действительно великолепные ботики, потом оделась, надела на голову шляпку, легкомысленно наклонив ее набок, взяла в руки ридикюль и зонтик и окинула взглядом номер. Взгляд был прощальным, потому как возвращаться сюда Амалия-Ольга больше не собиралась.

Савелий Николаевич Родионов, лучший медвежатник России, проживал в Москве на Дмитровке в собственном особняке, вполне довольный складывающимися обстоятельствами. Намыкался он в малолетстве по ночлежкам да приютам, хлебнул горюшка полной чашею, покуда не приглянулся некоронованному королю Хитровки Парамону Мироновичу. Хитровский туз взял его к себе, проникся к нему отцовскими чувствами, насколько это было возможно для первейшего российского маза. Он поднял на ноги беспризорного мальчонку, воспитал, дал наилучшее образование и научил всему, что умел сам: не пить горькую без повода, не жалеть о том, что случилось, никому не верить, ничего не бояться и никогда ни у кого ничего не просить.

– Чего захочешь, бери сам, ни у кого не спрашивая, – говаривал старый маз, поглаживая своей лапищей русую головку Савушки. – Все в этом мире принадлежит в равной степени всем, а стало быть, и тебе. Бери все, что приглянулось. Но бери грамотно, дабы не упекли тебя туда, где сгинул безвестно твой отец. Посему всегда в деле включай мозги и не давай воли чувствам. И подельников выбирай по себе – а лучше, так и вовсе без них обходись, потому как ежели начнут даже твоего лучшего кореша каленым железом жечь, так сдаст тебя твой лучший кореш, ибо устроено так, что ближе нас самих для нас никого и нету. Запомни эту истину, сынок.

Савушка все сказанное Парамоном Мироновичем запоминал и воспринимал, как Священное Писание, – без доказательств и на веру. Много чему научился у хитровского туза Родионов, а кое в чем и превзошел. К примеру, никто быстрее и лучше его не мог вскрыть какой-нибудь хитрый замок. А когда Савушка подрос, оказалось, что у него настоящий талант в деле вскрывания несгораемых шкафов и сейфов, чем и стал промышлять приемный сынок хитровского маза. Ведь чем хороша данная профессия, помимо уважения в уголовном мире? Тем, что за дверцами несгораемых шкафов и сейфов обычно хранятся такие ценности, которые не заработать честным трудом за всю жизнь. Огромные деньги, ценные бумаги, акции, бриллиантовые колье стоимостью в пару-тройку заводиков, коралловые шкатулки с драгоценностями, секретные документы неимоверной цены и прочие прелестные штучки. Вскрыл пару-тройку таких вот несгораемых шкафов – и можно подаваться в Ниццу, Рим или, того пуще, на Майорку! Как говорится, раз-два – и в дамках! Богат, как Крез, и весь мир у твоих ног…