Фургон Шарло – соседа, приятеля и партнера Кнопки Лю – удачно причален на углу, совсем неподалеку от рыбного ресторанчика. В сущности, если занять столик на улице, можно наблюдать за покупателями. Но Лю договорился с Шарло, и тот, добрая душа, обещал присмотреть за его столиком. Так здесь принято: все мы люди, и каждому, бывает, до зарезу нужно отойти – то кофейку выпить, то, наоборот, отлить.

Так что разместились в помещении.

Лю уселся, тотчас развязал свою странническую котомку, тканную из вороха каких-то тряпочек, и, состроив обычную рожу (смесь таинственности с вороватостью), запустил внутрь беспокойную лапку. Результаты этого слепого поиска отражались в гримасах: ужас, что забыл, отчаяние, надежда, облегчение: вот оно! Обычный спектакль, никогда не надоедавший ни самому Лю, ни Леону. Старик, вообще-то, обладал прекрасной памятью и никогда ничего не забывал, если не напивался.

Наконец из котомки был извлечен на свет божий длинный, чуть не в локоть длиной, ржавый железный штырь с неровными гранями, сходящимися в конус. – Как, по-твоему, что это?

По-моему, это профессионально состаренный кусок железа с помойки.

– М-м-м… похоже на костыль для подковы, но слишком велик.

– Невежа, плебей! Как можно не угадать гвоздь от подлинного римского распятия!

– Ну, извини, – миролюбиво отозвался Леон. – Не опознал. Меня еще ни разу не распинали… Ты хочешь мне его впарить?

– Не впарить, а, благородно сбавив цену до неприличного минимума, подарить за сто пятьдесят евро. Знаешь, где это откопано? Под стенами Иерусалима. Может, этим гвоздем самого Иисуса конопатили! И, между прочим, сколько, по-твоему, дерут сионистские ублюдки с любителей-археологов, желающих копнуть чуток там и сям? Двенадцать тысяч ихних денег за две недели! Леопольд разорился, бедняга.

– Проклятые кровопийцы. Видимо, опасались, что Леопольд прикарманит все находки? – весело предположил Леон.

– Так он же не сам копал! Леопольд только оплачивал, ты же знаешь, он человек широкий…

Да уж, судя по всему, дружок Кнопки Лю Леопольд… бесфамильный (фамилия не была произнесена никогда, даже в состоянии сильного подпития) был человеком широким. Внук миллиардера – так утверждал эфиоп. Но – кризис, война, оккупация; дети миллиардера потеряли состояние, и внуку остались только флакончики от королевских духов да пряжки от королевских нарядов. Но этот человек обладал цепкой памятью на предметы роскоши и был настоящим экспертом в мире потребления объектов «люкса». Для него торговля антиквариатом стала увлекательной игрой: он легко отыскивал жемчужины в настоящих помойках и – по оставшимся от родителей связям – выходил на достойных покупателей-коллекционеров. В конце концов, после многолетней карьеры антиквара с бесконечными ее взлетами и падениями Леопольд продал «торговую марку» каким-то американцам и принял замечательно денежное предложение от некоего арабского бизнесмена, владевшего крупной фирмой по торговле гобеленами и коврами. И уже несколько лет Леопольд, о котором Леон слышал столько уникальных историй, но ни разу его не видел, болтался на других континентах, представляя фирму своего босса то в Бейруте, то в Эр-Рияде, то в Тегеране…