Посольская машина перед светофором ловко уходит вправо и вскоре тормозит на стоянке. Группа таксистов о чем-то оживленно беседует между собой, не обращая ни на кого внимания, но дружно поглядывая при этом на часы. Видимо ждут прихода какого-то поезда и большого потока пассажиров. Меня они замечают, только когда я подхожу к ним вплотную и снимаю очки.

— Доброе утро, господа. Если конечно его можно назвать добрым.

С минуту они все, молча, рассматривают меня, потом один — самый молодой — недоверчиво спрашивает.

— Victor Seleznioff… de Etoiles Rouges?

— А что, не похож, выгляжу паршиво? — зло скалюсь я — Ну, извини, брат, я только из госпиталя — навещал своего друга Доналда, заодно и к вашему Эмилю Пино заглянул.

— Как он там?

Меня обступают плотной толпой, стараются услышать каждое слово.

— А вам это еще интересно? Что-то я никого там из ваших не встретил. У вас вообще свой профсоюз есть? Почему он бездействует? Почему отдельную палату Эмилю оплатил посторонний человек? Или ваши боссы только профсоюзные взносы собирать и тратить горазды?

— Послушай, Виктор… — пробивается ко мне пожилой таксист — ты не прав. Мы вчера звонили в профсоюз, но нас там просили ничего не предпринимать, пока не будет полицейского заключения.

— Парни, вас обманули — это заключение было готово еще вчера вечером! Эмиль Пино ничего не нарушал, и вина полностью лежит на папарацци, которые его подрезали в тоннеле и спровоцировали аварию. Если бы ваши боссы сильно захотели, то знали бы это тоже еще вчера. И чтобы вы понимали, Эмиль вряд ли выживет, а если и выживет, то останется на всю оставшуюся жизнь прикованным к инвалидному креслу — у него нет части черепа. Так что не знаешь, что и лучше… — вздыхаю я.

Вокруг меня поднимается ропот, похоже, парни впадают в тихое бешенство. Самое время обозначить цель.

— Но со своими профсоюзными боссами вы разбирайтесь сами. А вот если мы сейчас ничего не предпримем, полиция все спустит на тормозах и виновные опять выйдут сухими из воды.

— Их еще нужно установить — этих виновных… — пожилой таксист мнется, вытирает пот со лба. Август в Париже и правда выдался жарким.

— Смеешься что ли?!! — взрываюсь я — Чего их устанавливать, если все фотографии, сделанные ими до приезда полиции, подписаны и за них получены деньги в кассе?! Просто подними трубку, и редакции обязаны назвать полицейским все фамилии. У каждой этой твари, заработавшей на смерти людей, есть имя и фамилия — полиция их уже прекрасно знает! Но молчит, видимо не желая связываться с желтой прессой. Вот если бы погиб какой политик или полицейский, они бы засуетились, и виновные давно бы оказались за решеткой. Но таксист для них не человек! И молодую девушку им не жалко — подумаешь, советская певичка! Комми…

Толпа взрывается негодованием, к нам присоединяются все новые и новые таксисты. Их машины заполонили уже всю стоянку, и наш разговор с водителями постепенно перерастает в стихийный митинг — про бедных пассажиров уже никто и не вспоминает.

— ВиктОр, что собираешься делать?! — кричит мне кто-то из толпы.