Льдина грозно захрустела, напоминая, что она, и только она, лежит между ним и морским дном. Он стал топать осторожнее.

— А что это были за горы? — поинтересовалась матушка.

— О-о, Овцепики. Там намного ближе к Пупу. Деревушка называлась Медный Лоб. Губы матушки шевельнулись.

— Напролоум, Напролоум, — забормотала она себе под нос. — Уж не родственник ли вы Актуру Напролоуму? Он жил в большом старом доме под Скачущей горой, и у него была куча сыновей.

— Это мой отец. Но, во имя Диска, откуда вы его знаете?

— Я там выросла, — ответила матушка, подавляя искушение ограничиться всезнающей улыбкой. — В соседней долине. Дурной Зад. Я помню вашу маменьку. Приятная женщина, держала коричневых и белых цыплят, я все ходила к ней покупать яйца для своей мамочки. Разумеется, это было до того, как я почувствовала призвание к ведовству.

— Я вас не помню, — признался Напролоум. — Естественно, это было очень давно. В нашем доме всегда собиралось множество детей, — вздохнул он. — Может быть, когда-то я дергал вас за косички. Я любил заниматься такими пакостями.

— Возможно. Я припоминаю одного толстого мальчишку. Довольно неприятного.

— Наверное, это был я. А я вроде как помню одну девчонку, которая вечно всеми командовала, но это было очень давно. Очень.

— В те дни мои волосы не были покрыты сединой, — сказала матушка.

— В те дни все имело другой цвет.

— Это правда.

— Лето не было таким дождливым.

— Закаты были более красными.

— Тогда было больше стариков. Они просто кишмя кишели, — заметил волшебник.

— Точно. А теперь мир заполнен молодежью. На самом деле странно. Скорее следовало ожидать, что все будет наоборот.

— Тогда даже воздух был чище. Им было легче дышать, — продолжал Напролоум.

Они шагали сквозь метель, обдумывая неисповедимые пути Времени и Природы.

— Вы когда-нибудь навещали родные места? — спросила матушка. Напролоум пожал плечами.

— Когда умер отец. Странно, прежде я ни с кем об этом не говорил, но.., в общем, там были мои братья, потому что я, разумеется, восьмой сын, и у них были дети, даже внуки, но ни один не умел писать — лишь свое имя мог накарябать, и то с трудом. Я мог бы купить всю деревню. Со мной обращались как с королем, но… Я побывал в разных местах, видел вещи, от которых у них ум зашел бы за разум, обращал в бегство существ, которые были куда ужаснее, чем их ночные кошмары. Мне ведомы тайны, известные лишь очень немногим…

— Но вы чувствовали, что вы там лишний, — подытожила матушка. — В этом нет ничего необыкновенного. Это случается со всеми из нас. Мы сами выбрали свою судьбу.

— Волшебникам не следует возвращаться домой, — вздохнул Напролоум.

— Да они и не могут по-настоящему вернуться домой, — согласилась матушка. — Я всегда говорила, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

Напролоум обдумал это заявление.

— Мне кажется, тут вы не правы, — сказал он наконец. — Я и входил, и пересекал одну и ту же реку тысячи раз.

— Да, но это была не та же самая река.

— Не та?

— Нет.

Напролоум пожал плечами.

— А по мне, так это была та же самая чертова река.

— И нечего разговаривать таким тоном, — возмутилась матушка. — Не понимаю, почему это я должна выслушивать подобные выражения от волшебника, который даже на письмо ответить не может!