Он опустился на стул и потер виски – начинала болеть голова.

Стол под цветастой, давно выцветшей клеенкой. На столе вазочка с засохшим прутиком вербы. Старый буфет с посудой – еще той, стариковской. Чашки из толстого сероватого фаянса в крупный красный горох. Граненые стаканы и стопки. Прозрачная сахарница с окаменелым песком. Вазочка с карамельками – наверняка тоже каменными.

Фотографии на стенах – молодая теща, молодой тесть. Юная Зоя – тоненькая, с прекрасным задумчивым взглядом и толстой косой, перекинутой через круглое плечо.

Илюша в заснеженном саду, с лопаткой, в шубке из черной цигейки, перехваченной солдатским поясом с металлической пряжкой со звездой.

В школьной форме с букетом – первый класс. Свадебные – сын с Пенкой, – серьезные, нарядные, строгие. Смешные в своей серьезности.

Их свадебная с Зоей – она прислонилась к его плечу и чуть опустила ресницы, смутилась. Белое платье, короткая фата. Он сам в черном костюме и галстуке. Оба с напряженной улыбкой.

Вся жизнь…

Александр вздрогнул – в дверь постучали.

– Хозяин! Есть кто живой?

Он вышел в сени. На пороге стоял высокий, тощий мужичок в ватнике и резиновых сапогах.

– Не узнаешь? – осклабился он. – Петрович я! С соседнего дома. Ну, чё? Не признал?

Александр кивнул:

– Признал, наверное.

– Слышь, я по делу! – продолжил Петрович. – Хату свою продаешь или как?

– Пока – или как. Не продаю. А чего ты хотел?

– Как чего? – удивился Петрович его несообразительности. – Купить, чего же еще? Не в Сочи ж с тобой поехать! – И он усмехнулся беззубым ртом.

– Понятно. Нет, Петрович. Время пока не пришло. Может, позже. Не знаю. Жена моя умерла. Жить тут и вправду некому. Но продавать я пока не готов.

– А чего ждать-то? – удивился сосед. – Хотя дом ваш никому не нужен – говно, а не дом. Нет, был хороший, еще при Иван Максимыче! Но столько лет прошло! А с домом так нельзя, следить надо, поддерживать. Живой организьм! Мне он не нужен, твой дом! А вот сад – это да. И вообще – земелька! Ну чтоб расшириться. Дочь у меня, внуки. Поставил бы им здесь избушку – и пусть живут, а?

– Понял, да. Но извини.

Петрович смущенно кашлянул.

– А про Зойку я знаю. Жалко ее! Хорошая баба была, тебе повезло!

– Повезло. Да, мне повезло. Мне несказанно повезло – это правда.

Петрович сунул ему в руку обрывок газеты.

– Здеся мой мобильный. Возьми. Ну, если надумаешь, слышь? Я первым буду – сосед все-таки, а?

– Хорошо. Если надумаю, позвоню. Слушай, Петрович! А ты бы не смог подлатать нашу крышу? Ну куском шифера, что ли? Или на крайний случай – толем прикрыть? Я тебе заплачу.

Петрович сдвинул на затылок кепчонку и задумался.

– А чего? Починю! Мы же соседи!

Александр порылся в кармане и протянул Петровичу деньги.

– Столько хватит?

Тот кивнул, почесал затылок, закурил папироску и протянул ему руку.

– Бывай! Если что, жду звонка! – с какой-то угрозой добавил он и неспешно, вразвалочку, пошел к калитке.

А Александр закрыл окно и вышел на крыльцо – прибираться глупо, какая уж тут уборка, когда всюду прах и тлен. До деревенского погоста было всего ничего – минут пятнадцать ходьбы.