Мое сердце глухим дятлом долбило грудную клетку в тот момент, когда я краем уха слышала приближающие шорохи в темноте. Убойная доза адреналина вызывала приступы головокружения, а в тот момент, когда моей пятки коснулся кончик холодного чешуйчатого хвоста, мне показалось, что я заорала так, словно меня уже доедают.

— Тиш-ш-ше, я ж-ж-ж тебя не с-с-съем, — прошептали мне, в тот момент, когда хвост скользнул по моей ноге, разворошив мое душное убежище, разбрасывая вокруг подушки. Хвост змеи скользил по мне, заставляя вздрагивать и вспоминать тот момент, когда я своими глазами видела, как он задушил человека. Словно в насмешку, он пролез под платье, заставив меня оказывать отчаянное сопротивление, а потом обвился вокруг моей шеи, поглаживая кончиком мое лицо и губы.

— Тьфу! Ну вот что за манера такая! Ты им везде ползал, а теперь мне в рот пытаешься засунуть! — возмущалась я, отворачиваясь и пытаясь отбиться от него руками.

— Ш-ш-што ж-ж-ж такое, — послышался шепот в темноте, а мне на шею вместо хвоста, стреножившего меня, аки ретивого коня, легла ладонь, едва касаясь моей кожи. — Ты — прос-с-сто кролик — нервотреп Ты плох-х-хо пряч-ч-чешься, а я как раз-з-з с-с-собиралс-с-ся дать тебе ещ-щ-ще одну подс-с-сказ-з-зку, как с-с-снять проклятие

Я ощущала его дыхание на своей щеке, чувствовала, как скользит по ногам холодный и гладкий хвост, а к шее прикасается теплая ладонь, осторожно проводя в сторону груди.

— Прекрати! — возмутилась я, пытаясь убрать его руку, а потом почувствовала, как в миллиметре от моей щеки застыли чьи-то губы

— Ты ж-ж-же с-с-сама с-с-сказ-з-зала, что с-с-с тобой нуж-ж-жно играть Я дал тебе подс-с-сказку, — я почувствовала, как меня снова заворачивают в тугие кольца, а раздвоенный язык щекочет мне шею, протягиваясь в сторону груди, в тот момент, когда рука легла мне на щеку. — Выйдеш-ш-шь отс-с-сюда и увидиш-ш-шь А подс-с-сказ-з-зка з-з-звучит так: «Вс-с-се в твоих руках-х-х!». Дверь распахнулась. Я вскочила на ноги и пошла к выходу. Обернувшись, я увидела огромный черный хвост, который растекся по подушкам, а поверх одной из них лежал обнаженный торс, в ореоле черных, разбросанных волос. На меня смотрели с улыбкой, подложив руку под голову. Я отвернулась и вышла за дверь, уперлась взглядом в зеркало, из которого смотрело мое отражение. На мне было новое (, белоснежное платье с кружевным вырезом, а на шее сверкало драгоценностями ожерелье.

Я смотрела на платье, смотрела, как при каждом вздохе переливается всеми гранями света роскошное украшение, а потом подняла взгляд, увидев грустное, уставшее, скривившееся лицо, в обрамлении уродливо остриженных волос болотного цвет, из которых нелепо торчали белые кроличьи уши. Создавалось впечатление, что какой-то начинающий мастер фотошопа дорвался до готовых шаблонов, мечтая вклеить свое лицо везде, где есть для него дырочка.

Я скривилась еще сильней, а потом сорвала с себя ожерелье, швыряя его в незакрытую дверь. Хватит с меня «подарков»! «А помнишь, я тебе шоколадку дарил?» — спрашивал принц на разобранном коне. «Шесть месяцев назад? Это была самая незабываемая шоколадка, потому что ты не даешь мне о ней забыть!», — я закатывала глаза. Подарок на восьмое марта в виде носков в рассказах предпредыдущего супруга превратился в «одел и обул любимую с ног до головы». Так что хватит с меня мужских подарков. Чтобы меня потом всю жизнь попрекали этим ожерельем и платьем? Плавали, видели. А раз не утонули, значит, дерьмо.