— Это правильно, после такой бучи затихариться надо бы.

— Лады, прощевай.

Почему слил дезу Степану, сам не понял. Похоже прогрессирует профессиональная болезнь шпионов и подпольщиков, да и преступников тоже. Скоро всем врать начну и всех подозревать.

В старом лагере, ого – он теперь уже старый, стоял шорох, только тихий, по сравнению с новостройкой. На огромном куске брезента, даже не знаю откуда именно этот упёрли, были разложены последние трофеи – пулемёты, автоматы, винтовки. Что-то было уже раскидано по частям и проходило процесс чистки, что-то лежало целым – либо ждало своей очереди, либо уже отдыхало после процедуры. Четверо бойцов усиленно надраивали средства производства.

— Полищук, ты здесь старший?

— Да, тащ командир.

— Как обновки?

— Отлично. Немцы за оружием уход блюдут. Нагара вообще нигде нет, даже на станкаче, хотя он вообще древний, не с империалистической конечно, но не сильно моложе.

— Хорошо, Вальтер где?

— На перевязку отправил. Мы же с ноль восьмым дела раньше не имели, вот он пока его потягал, рана и закровила.

— Понял. Пойду Байстрюка проведаю, заодно и посмотрю как там дела.

Немецкий оружейник похоже прижился, кое-кто косо ещё поглядывает, но пристукнуть вроде не пытаются. Если мозгов у того хватит, а я ему конкретно объяснил, что первая попытка побега автоматически станет неудачной и последней, то сможет ещё и домой вернуться.

Отдельной землянки под лазарет сначала не было, в связи с отсутствием как больных, так и собственно тех кто лечит. Санитара я конечно назначил "доктором", хотя это и профанация. Первым же нашим больным оказался Вальтер, вот для него и построили, как я его назвал про себя, тюремно-больничный блок. Охрана больнички легла на плечи часового, сторожившего наш арсенал, типа чтобы не распылять ресурсы. Теперь лазарет пополнился ещё двумя жителями. Рядом с землянкой наш "доктор" как раз стирал бинты, трудности у нас с перевязочным материалом.

— Павленко, как раненые?

— Немец ничего, — санитар понизил голос и продолжил, — а наши плохо. У сержанта жар, я раны как мог почистил, но тут хирург нужен. Станчук же совсем плохой – из шести картечин я только четыре удалил, две в брюшной полости мне не достать. Боюсь, что не выживет.

— Хреново. Ладно, пойду проведаю.

В землянке уже успел настояться неприятный больничный дух. На мой взгляд больничный дух бывает двух видов – обычный, когда пахнет какими-то лекарствами, карболкой и хлоркой, и плохой, когда к этим запахам примешивается запах страданий и смерти. Вот сейчас здесь стоял именно второй. В таком даже не сильно больным людям не стоит долго находиться, ущемляет он желание выздороветь, это я прямо шкурой чувствую.

— Привет выздоравливающим. Извините, без гостинцев. Рассказывайте как дела.

Внутри было темновато, несмотря на открытую дверь. Станчук лежал в глубине, сержант же с немцем устроились недалеко от входа. Байстрюк лежал на нарах, а Вальтер сидел у него в ногах.

— О чём секретничаете, никак господин Мельер агитирует за вступление в НСДАП?

— Никак нет, товарищ боевой секретарь, — вид у Жорки был так себе – бледный с мокрым от пота лицом, он лежал на боку, морщился, но продолжал шутить. — Вальтер меня немецкому обучает. Выполняет, так сказать, комсомольское поручение.