Я икнула, жалобно всхлипнула и добавила:

– В договоре сказано, что все совместно нажитое имущество делится пополам. Я не хочу делить пополам Кошмара.

– Агр-а-у-а-у-у-у-у-у-у-у! – горестно отозвался Вард. Так, что у меня заложило уши. Хорошо, что именно в этой части замка звукоизоляция хорошая – подземелье для пленных обязывает, не слушать же было в темные времена служанкам и благородным дамам вопли истязаемых врагов. А еще хорошо, что я запирала Луни на время отъезда. Когда спустилась к нему после возвращения, пришла в ужас – дверь изнутри была покрыта вмятинами – видимо, когда на меня напал Эрик, он колотился о нее, пока оставались силы. К счастью, не вырвался, иначе все газеты потом пестрели бы заголовками: «Сенсация! Зомби в Лигенбурге!»

– Как думаешь, если я останусь спать здесь, кто-нибудь заметит?

Конечно же, Луни не думал никак. Да и я в общем-то тоже – сложное это занятие, думать, поэтому просто положила голову ему на колени.

– Тереза, вы здесь?

Голос Анри. Шаги на лестнице.

Минута – и он уже смотрел на меня, причем глаза его не уступали глазам девиц, которые на него вешались. Кругленькие такие, умилительные.

– Явился, – сообщила я Луни доверительным шепотом. – Золотой истукан. Статуя… мордатая.

– Тереза, вы…

Я швырнула в него бутылкой, которую он, разумеется, поймал и поставил на пол.

– …прикончили две бутылки коллекционного маэлонского вина…

Правда, что ли?… Ой, правда. Вот еще одна.

Анри подошел и остановился в двух шагах. Сейчас он нависал над нами подобно горе. Почему-то Вард на него даже не рыкнул, а потом вообще поднялся и потопал в сторону коридора, предатель!

– В подвале. С зомби. Вам не кажется, что это ненормально?

Вместо ответа я показала ему язык.

– Ненормально жениться на женщине по призванию.

– По заданию.

Я запустила в мужа второй бутылкой, на этот раз он просто увернулся, и она разлетелась вдребезги. Анри наклонился и мягко увлек меня за собой, помогая подняться. От его запаха – такого родного, ломало, выворачивало, жгло. Я сходила с ума от желания впиться поцелуем в эти жестокие губы, наплевав на гордость, на себя, на все, что он говорил или делал. Чувствовать, чувствовать, чувствовать – отчаянно, как за секунду до смерти. Потянулась к нему, обнимая, цепляясь пальцами за сильные плечи, а когда он ответил на поцелуй, мир взорвался ослепительным светом. Я задыхалась, по щекам текли слезы. Завтра я буду презирать его за то, что он это позволил, себя – за минутную слабость, но сейчас мир сжался до точки, в которой Анри меня обнимал.

– Пойдемте, провожу до спальни, пока вас не нашел кто-нибудь еще. Например, де Мортен.

В темноте золотые волосы казались серыми, словно на грани, а глаза черными – как сама тьма.

– Я вас ненавижу, – хрипло сказала я.

Анри провел пальцами по моей щеке – так нежно и так… жестоко. А потом просто сказал:

– Переживу.

Меня затошнило в прямом смысле этого слова. Я согнулась пополам, но опозориться была не судьба: сознание милостиво отключилось в самый подходящий момент. Потом я куда-то летела, и надо мной тянулся лавандовый шлейф. Неожиданно полет прекратился, мутить перестало. Звон в ушах вознесся до небывалых высот и ослаб. Легкое прикосновение пальцев к щеке и голос – глухой и далекий: