Возле поповского дома мы и остановились. Тотчас во двор вышел сам отец Петр, матушка и молодые. Виду моего оруженосца, против ожидания, был довольно кислый.

— Еще раз здравствуйте, батюшка! — не сходя с коня, приветствовал я служителя культа. — Я тут возле леса нашел лошадиный табун, мне кони не нужны, вот и подумал, может, оставить его вам?

Священник растерялся, явно не зная, что в этом случае делать. Такого количества лошадей и ему было некуда девать.

— Мне-то они на что? — спросил он, оглядывая нежданно свалившееся богатство.

— Ну, если не найдутся хозяева, продайте, а деньги потратьте на украшение храма.

Идея батюшке, кажется, понравилась, а матушке, той вдвойне. Он еще сомневался, а попадья разом оживилась и, забыв о солидной комплекции, бросилась осматривать животных.

— А этот-то жеребчик староват! Много за него не дадут! — недовольно крикнула она, выныривая из-за крупа лошади. — Сам погляди, зубы уже не те!

Мне до качества лошадей дела не было, потому я ничего не ответил и поискал взглядом Ваню, мой бывший рында стоял в сторонке и глядел исподлобья. Былой блаженной улыбки в его лице я не заметил. Ванина щеголеватая одежда за полтора дня любви успела истрепаться, сапоги были заляпаны навозом.

— Ваня, не хочешь меня проводить? — спросил я, встретив его умоляющий взгляд.

Парнишка мигом преобразился и, как белка на дерево, вскарабкался на свою кобылу.

— Куда! — закричала матушка, бросаясь наперерез лошади. — Она тоже наша! А ты, нахлебник, чего расселся, иди, работай!

— Будет тебе, Аграфена, — попытался урезонить супругу батюшка, — пусть Ванюша проводит доброго человека.

— Чего ему прохлаждаться! — закричала уже на мужа попадья. — Второй день баклуши бьет, палец о палец не ударил! Только жрет с утра до вечера!

Однако Ваня, почувствовав себя в седле, сдаваться не собирался и ловко вырулил кобылу из загребущих рук неповоротливой женщины.

— Стой! — пронзительно закричала ему вслед матушка Аграфена, но парень уже пришпорил пятками лошадь и выскочил со двора.

— Ванюша, скорей возвращайся! — крикнул ему вслед отец Петр.

Одна прекрасная Екатерина молча стояла возле порога, безучастно наблюдая за происходящим прекрасными лазоревыми очами.

— Ты куда несешься, — едва догнал я рынду возле околицы, — нам по дороге ехать нельзя, там стрельцы. Придется выбираться лесом.

Однако было похоже, что стрельцы занимали его теперь в последнюю очередь, главная задача была подальше убраться из благословенного села Богородского.

Мы свернули с дороги к речке и поехали вниз по течению, присматривая место для переправы.

— Ну и как тебе первый любовный опыт? — насмешливо спросил я.

Самого вопроса Ваня не понял, но смысл уловил.

— Катя хорошая, — сказал он, косясь через плечо в сторону оставленного села, — а вот матушка ее мне не очень понравилась.

— Что так? — удивился я. — Мне показалось, что Аграфена весьма достойная женщина.

— Может оно и так, только жадная она какая-то. Дала утром старый кусок хлеба, что батюшке крестьяне еще на пасху принесли, да сразу же начала попрекать, что я их объедаю. А батюшка, он хороший, и Катя тоже хорошая.