— Оттуда, — буркнул Александр.
Снова перед ним отворилась дверь под аркою. В полутёмной комнате горели свечи перед иконами, золочёные ризы отражали неяркий свет, смутно выделяя лица. Присутствовали всё те же — князь Юрий Ингваревич, братья его, Ингвар и Роман, сын Фёдор, племянник Олег Красный, князья Юрий Давыдович Муромский, Кир Михайлович Пронский, Глеб Ингоревич Коломенский. Лавку напротив бояре заняли — Вердеревские, Кобяковы, Карандеевы. Отдельно сидел Вадим Данилыч Кофа.
Как кого звать, Пончик разобрался после, а сперва он на одного князя рязанского глядел — тот стремительно шагал из угла в угол, заложив руки за спину и склонив голову. Но тигра в клетке государь рязанский не напоминал, скорее уж загнанную лошадь, почуявшую запах хищника.
— Вот, князь, привёл, — пробасил Коловрат.
Юрий Ингваревич резко прекратил свои метания и шагнул к Александру. Не тратя времени на церемонии, он старательно выговорил фразу на греческом, интересуясь, как с Месы пройти к императорской опочивальне, что во дворце Дафны. Пончик машинально ответил, что проще всего через Халку и Портик Схолариев двинуть. Князья с боярами переглянулись, толстый священник с окладистой бородой величественно кивнул — всё верно, дескать, разумеет «мунгал» греческий. Знать, не мунгал…
Эта детская, смешная даже проверка убедила всех, подействовав успокаивающе. «Видно, туго им пришлось», — подумал Пончик.
— Так ты говоришь, много тех мунгалов? — спросил Юрий Ингваревич обычным голосом, будто и не было перерыва в их разговоре.
— Много, — ответил Шурик. — И не то плохо, что велико число их, а то, что монголы спаяны железным порядком.
Толстый поп поёрзал и пророкотал архиерейским басом:
— Из Дикого Поля завсегда кто-нибудь, да приходил. Печенеги являлися, козары, половцы. И где они все? Или сгинули всеконечно, или под руку попали князьям нашим. Мунгалы твои тож из степи явились, И чаво они в топях наших забыли? А? Так что отсидимси, переждём беду. Да и не пойдут оне дебрями, боязно им в чащобах, тягостно. Не о мунгалах думать надобно, а о спасении души, во грехах погрязшей. Аминь…
— Батюшка, — криво усмехнулся Пончик, — на Онузу монголы напали, Чёрным лесом пройдя, а сюда я добрался, ни разу не заплутав, — степь-то до самой Прони тянется. И ещё. Зря, что ли, по-вашему, Батый зимой пришёл? Отнюдь нет! Замёрзли болота. И реки льдом покрылись — прямые дороги! Так что не отсидеться вам, и не надейтесь даже.
— Посол сказывал, — медленно проговорил Олег Ингваревич Красный, действительно смазливый парень лет тридцати, — будто у Батыги войска столько, что пересчитывать его придётся девяносто девять лет, а начальников аж одиннадцать, и все царевичи священной крови Чагониза. Верно сие?
— Я уже говорил, воинов у Батыя много, семьдесят тыщ, и все они повинуются приказу без разговоров и без раздумий, не боятся никого и привыкли побеждать. Царевичей и в самом деле столько, да не их бояться стоит, а полководцев — Бурундая, Субэдэя и этого тангута…[109] как его… Сили Цяньбу. Они завоёвывали огромные пространства, могучие государства, где в одном только городе жителей больше, чем во всём вашем княжестве, и эти военачальники не потерпели ни единого поражения!