Он закрыл медальон и опустил его во тьму ямы. Похоронил его, засыпав землей, разбросав сверху листья и сосновые иголки, и встревожился вновь. Ему хотелось спрятать Камень в за́мке: там было так много потайных коридоров и укромных трещин – но, если бы его нашли там, он лишился бы головы. Камень Сумерек следовало предать земле.
Довольный, он резко поднялся и, прежде чем уйти, дотронулся до старой коры. Где-то здесь…
Пальцы нашли их – следы его инициалов.
Т. А.
Он улыбнулся.
Только один человек, кроме него, знал об этом дереве: его брат – и он был мертв.
Он оставил дуб среди теней и зашагал по лесу. Вскоре стемнело.
Но он знал путь домой.
Я бежала – по дорожке и вверх по холму – под проливным дождем. Я задыхалась, потому что, в отличие от него, не привыкла к такому темпу передвижения. На ступенях у входа в Дом я едва не подвернула лодыжку.
Его мысли все еще оставались в моей голове, как пленка масла на поверхности воды. У меня началась мигрень. Я по-прежнему чувствовала тяжесть медальона, свисавшего с моих пальцев.
Камень Сумерек.
Он спрятал его, предал земле.
Значит, принцесса все-таки украла его с шеи королевы.
Но что еще важней… остался ли камень на том же месте, под тем старым дубом?
Я вбежала в парадные двери, испугав сонного дворецкого, и бросилась по коридору к кабинету Вдовы. Заколотила в дверь, разбрызгивая вокруг воду.
– Войдите.
Я ворвалась в кабинет. Вдова вскочила на ноги, испугавшись при виде мокрого платья и крови у меня на руке.
– Бриенна! Что случилось?
Я не знала, даже не представляла, что собираюсь сказать, но просто не могла хранить тайну. Если бы Картье остался в Доме, я рассказала бы все ему или Мириай. Но здесь была только Вдова. Мои туфли скрипнули по ковру – я опустилась в кресло напротив.
– Мадам, я должна вам кое-что рассказать.
Она медленно села, встревоженно глядя на меня:
– Тебя кто-то обидел?
– Нет, но…
Она ждала, не сводя с меня распахнутых глаз.
– У меня… были видения, – начала я. – Я видела прошлое.
Я рассказала ей о первом превращении, вызванном «Книгой Часов», как музыка Мириай, основанная на мэванских мелодиях, унесла меня на вершину северной горы и, наконец, о своей и его царапине, лесе и погребении камня.
Вдова вскочила на ноги так резко, что огоньки свечей на ее столе заплясали.
– Тебе известно его имя?
– Нет… Но я видела инициалы на коре: Т. А.
Она принялась мерить кабинет шагами. Тревога дымом повисла в воздухе. Я затаила дыхание в ожидании. Мне казалось, она усомнится в моем рассказе, скажет, что я потихоньку теряю рассудок, что моя история – вымысел, бред. Я ждала, что она рассмеется или разгневается. Но Вдова ничего этого не сделала. Она молчала. Вне себя от страха, я гадала, что у нее на уме, и ждала, когда она заговорит. Наконец она остановилась у окна. Глядя на ливень, бушевавший снаружи, Вдова спросила:
– Что ты знаешь о своем отце, Бриенна?
Этого я не ожидала. Мое сердце затрепетало, и я ответила:
– Очень мало. Лишь то, что он мэванец и не хочет иметь со мной ничего общего.
– Твой дедушка не открыл тебе его имени?
– Нет, мадам.
Она вернулась к столу, но была слишком взволнована, чтобы сесть.