КОЧУБЕЙ. Ты сердишься на меня, Боренька?

ТОЛЬ. Я не могу на тебя сердиться. Не имею права. Ты всех нас привел к власти. Всех сделал людьми, в конце концов. Но я больше не могу сдерживать эту ситуацию. Меня уже все спрашивают. Меня президент спрашивает: а что, Корпорация вечной жизни финансирует эти Кочубеевы эстакады?

КОЧУБЕЙ. Что финансирует?

ТОЛЬ. Эстакады. Я что-то не так сказал?

КОЧУБЕЙ. Я вроде никаких эстакад не строил. Надо посмотреть в словаре. Зачем мне эстакады?

ТОЛЬ. Я могу в чем-то ошибаться, но слова президента я всегда передаю точно. Ты знаешь. Я не какой-нибудь легкомысленный аспирант.

КОЧУБЕЙ. Аспирант Школы Тициана.

ТОЛЬ. Кого? О ком ты сейчас сказал?

КОЧУБЕЙ. Если ты не очень сердишься на меня, то послушай. Я тут дал интервью немцам. «Зюддойче Цайтунг». Нет. По-другому. Да. Точно. «Зюддойче Цайтунг». Я сказал им, что вся твоя приватизация была коррупционная. Вот так и сказал. Что раздали собственность своим людям бесплатно. А толку потом – ноль.

ТОЛЬ. Ну что ж. А ты сказал им, что подо всей приватизацией стоит твоя подпись? Что я все делал по твоим постановлениям? По распоряжениям председателя правительства Игоря Тамерланыча Кочубея, ёлик-палки?

КОЧУБЕЙ. Я сказал, что первые полгода я все подписывал. Ты говорил мне, что это нужно для борьбы с коммунизмом. А потом я ушел. А еще потом, много лет спустя, я понял, что ты нас всех обманул. Что для борьбы с коммунизмом это было вовсе не нужно.

Кашель или что-то подобное.

Но я очень вежливо сказал, Боренька. Ничего личного. Там только один раз упомянул твоё имя, и – строго вскользь. Исключительно вскользь.

ТОЛЬ. Ты прекрасно знаешь, что это и было нужно для борьбы с коммунизмом. Чтобы когда коммунисты снова придут, никакой собственности у государства уже не осталось. Я никогда не думал, что Игорь Кочубей превратится в жалкого паяца. Что наш пророк станет каким-то юродивым.

КОЧУБЕЙ. Ты думаешь, Боря, между юродивым и пророком есть разница?

ТОЛЬ. Я не знаю. И знать не хочу. Прощайте, Игорь Тамерланович. Со своим покаянием разгребайтесь сами.

Удары.

И не звоните мне больше. Если что надо – скажете Маше. Марии Игнатьевне скажете. Она у меня попросит.

Уходит.

Возвращается.

А все-таки, Игорь, бамбук расцвел у меня. Все говорили, что не расцветет. А у меня – расцвел.

КОЧУБЕЙ. Где бамбук?

ТОЛЬ. На кладбище. В деревне Абрамцево-Лонское. Наро-Фоминского района. Московской области.

В луче света.

Мои ученые давно еще сказали – если посеять сортовой бамбук на кладбище, где лежат только убитые священники, то на третий год он заколосится и расцветёт. Мы нашли такое кладбище. Много миллионов истратили только на поиски. И посадили бамбук. И никто не верил. А он расцвел. И заколосился. Сначала заколосился, потом – расцвёл. Вот так вот, Игорь Тамерланович. Будьте здоровы и счастливы.

Уходит совсем.

Вместе него – Гоцлибердан.

ГОЦЛИБЕРДАН. Ну что, ни о чем не договорились? Я так и думал.

КОЧУБЕЙ. А вот Боря сказал, ему думать вообще неинтересно.

ГОЦЛИБЕРДАН. Не клевещи на Борю, Игоряша. Он так не говорил. Он так говорить не умеет. Ты, стало быть, собрался за всех покаяться?