– Дом, где жил господин Турмалин, каменное трехэтажное здание. Давеча жильцов оттуда выселили…

– Это еще почему? – повар подозрительно повел носом, как крыса, почуявшая несвежий сыр.

– Крыша обвалилась, и фасад дал трещину, – честно призналась Бруни. – Но Томазо осмотрел дом. Он берется его отремонтировать и отделать внутренние помещения.

Повар помешал суп в большом котле, осторожно положил половник на тарелку и развернулся к Матушке.

– Скажи мне, дочка, зачем тебе эта головная боль? Наш трактир дает небольшой, но постоянный доход, на который живешь ты, я, сестрички и Пит. И на Веся денег, насколько я могу судить, хватает. Мы не голодаем, покупаем добротную одежку и вовремя платим налоги. Так – зачем? Или я чего-то не знаю?

Бруни отвела глаза.

– Что происходит? – мягко переспросил Пип.

– Кай больше не появится здесь… – с трудом справляясь с непослушными словами, пробормотала Матушка.

Повар резко поднял ладони.

– Можешь не продолжать, – грубовато сказал он, – я понял! Покажи мне смету – Томазо наверняка уже ее составил.

– Сейчас? – удивилась Бруни.

Пип кивнул и взглядом указал на начавшие подгорать вафли. Матушке удалось спасти их в последний момент, но корочка слегка подгорела.

– Кто-нибудь, мне нужна помощь на кухне! – крикнула она, ожидая, что из зала придет кто-то из сестер или Питер, однако вместо них сверху, прямо с лестничной площадки, одним прыжком спрыгнул сероволосый оборотень, Рахен.

– Можно я? – спросил он, глядя одновременно и застенчиво, и нагло.

Матушка невольно залюбовалась его необычной северной красотой: белая кожа, яркий нежный румянец на щеках, алые губы и серые, очень светлые глаза, отражающие все, словно зеркало. Его неровно стриженые пряди достигали лопаток, и лишь несколько из них были собраны в косички, закрепленные на затылке, чтобы не падали на лицо.

– Давай! – решилась Бруни, протягивая ему деревянную лопаточку, а сама подошла к своему плащу, висящему в углу, вытащила из кармана свиток со сметой и передала Пипу.

Тот проглядел его, свирепо хмуря брови и бормоча что-то себе под нос. Особо задержался на итоговой сумме, той самой, что исчеркал мастер Пелеван.

– И как вы решили делить доходы? – поинтересовался он, тыкая толстым пальцем в итог. – Коли расходы пополам?

– Две трети мне, одна – Томазо.

– Молодец! – неожиданно улыбнулся Пип. – Узнаю сестренкину хватку! А меня возьмешь в долю?

– Тебя? – изумилась Матушка.

Такого поворота она не ожидала.

– Дочерей замуж выдал, – пояснил повар, – расходы на них с рук долой! Пусть мужья заботятся. Я как раз думал, во что бы вложиться, чтобы детям после себя что-то оставить. Кроме дома, конечно. А тут и для души намечается, и для кошелька!

– Это здорово! – расцветая улыбкой, воскликнула Бруни. Необходимость брать деньги у ростовщика испуганно съежилась. – Пиппо, это просто здорово!

– Вечером увидим Томазо и переговорим с ним, – засмеялся повар в ответ, уворачиваясь от ее поцелуев. – А завтра сходим к стряпчему!

– Хозяйка, – раздался голос Ровенны. Старшая Гретель удивленно оглядела обнимающихся и добавила: – Там вас господин полковник на улице ожидают. А с ним те, не приведи Пресветлая, головорезы, что давеча у нас обедали!