— Хорошо, — согласился Петров, пряча пистолет в кобуру, — только ползи за мной.
Дубинин лежал на правом боку, держась руками за грудь, он пробовал еще подняться, но силы его покидали. Одежда на груди промокла от крови.
— Я подложил бинт, — слабо шевеля губами, прошептал снайпер.
— Молодец, правильно сделал, ранение пустяковое, — наигранно похвалил его пограничник, хотя было ясно, ранение тяжелое.
Взвалив себе на спину стонущего диверсанта, Петров по-пластунски пополз к границе. Небольшой грот на таджикском берегу Пянджа не один раз служил укрытием пограничникам Петрова, которые часто здесь устраивали свой наблюдательный пункт. Перебравшись через кипящую от осколков реку, бойцы укрылись в гроте.
Земля по-прежнему сотрясалась от мощных взрывов, но под прикрытием природной крепости, на своей территории это уже было не так страшно.
Улегшись с пистолетом на изготовку, Петров обратился к раненым:
— Сами перевяжетесь или нужна моя помощь?
— Сами, — простонал Дубинин.
— Сейчас, Олежа, я тебя перевяжу, — разрывая зубами обертку индивидуального пакета, приговаривал Босяга.
— Не спеши, Андрюха, сперва себя. Мне уже все... —
— Что все, не мели ерунды
— А ведь знал, что эта операция для меня последняя... чувствовал, — стон раненого прервался глубоким кашлем, младший сержант хотел его перевязать, но Дубинин оттолкнул его руку и, стараясь сдержать кашель, сказал: — Сначала себя.
Босяга послушно начал бинтовать ногу поверх рваных штанов. Кашель неожиданно прекратился, снайпер откинул голову назад и несколько секунд помолчал, потом снова заговорил.
— Я, наверное, родился не вовремя, всю жизнь чего-то боялся, дома родителей, в школе старшеклассников. Когда не поступил в институт, боялся армии. В августе девяносто первого боялся военного переворота. А когда попал служить в Таджикистан, больше всего боялся умереть, погибнуть, попасть в плен. Поэтому, наверное, и записался в ДШМГ, не хотел умирать не отомщенным. Вот я их и «мочил», гадов.
Дубинин снова закашлялся. Андрей Босяга опять попытался его перевязать, но снайпер отвел его руку.
— Ни к чему это. Всю жизнь боялся, после службы боялся возвращаться, остался по контракту. Но какой я страх испытал там, на развалинах крепости, когда узнал, что придется идти в Кабул. Ведь все они погибнут, а я хочу жить. Вернее, хотел... зато теперь... Ничего не боюсь.
— И правильно, парень, — донесся издалека голос старшего лейтенанта, — сейчас мы тебя вытащим на заставу, там есть фельдшер, окажет первую помощь, вызовем вертолет, тебя вывезут на «Большую землю». Не боись, вылечат.
— Нет, — пытаясь сдержать кашель, ответил Дубинин, схватив руку младшего сержанта, он простонал: — Андрюха, напиши моим, что я не трус, я... там в крепости все ребята решили, что я струсил. А я ведь думал судьбу обмануть, не получилось.
Олег громко закашлялся. В его горле клокотало и булькало. Неожиданно Дубинин забился в конвульсиях. Не зная, что делать, младший сержант схватил Олега за руку, снайпер из последних сил сжал его ладонь и, дернувшись в последний раз, затих.
— Он умер, — тихо проговорил Босяга.