– Слушай, я подремлю немного, ладно? Чего-то… слабость одолела. Ты посиди тут, поиграй во что-нибудь…

Уронив голову на плечо, он и впрямь крепко заснул, задышал глубоко и ровно. И синеватая бледность сошла с лица, будто оттаяла, даже легкий румянец пробился сквозь видимую глазу брутальную небритость. Илька долго смотрел на пляшущий в камине огонь, потом встал, снова подошел к огромному, занимающему практически всю стену причудливому окну. Действительно, похоже на большой экран. Только движения на нем нет. Хотя если приглядеться… Снег утих, но верхушки сосен едва колышутся, дружно следуя порыву ветра, вон большая черная птица поднялась с ветки и исчезла в темнеющем небе, и влажная весенняя ночь тихо и незаметно крадется сверху, пробираясь по кронам деревьев. Он даже знает, чем она будет пахнуть, эта ночь. У нее удивительный, совершенно удивительный запах талого снега, хвои, молодого ветра и уже состоявшегося весеннего дня. А еще она пахнет предчувствием и беспричинной радостью дня завтрашнего. Сейчас, сейчас ночь доплывет до окна, ворвется в раскрытую фрамугу и…

Он глубоко вдохнул в себя воздух, улыбнулся, закрыл глаза. А когда их открыл, картинка на экране явно изменилась, то есть действительно включила в себя видимое глазу движение – человеческая фигурка пробиралась от дальней калитки к крыльцу, балансируя на узкой тропинке. Точно, это Андрюха за ним приехал. Вон такси у ворот стоит, из открытого окна дымок вьется. Водитель курит, наверное.

Ворота закрыты, Андрюха через калитку и прошел.

– Что, твои приехали? – вздрогнул он от раздавшегося за спиной голоса Командора. – Я слышал, машина подошла…

– Ага. Приехал Андрюха. Я пойду открою?

– Иди. Открой. Скажи, пусть зайдет, со мной поздоровается.

– Ладно…

Командор открыл глаза, осторожно повел плечами, прислушиваясь к затаившейся внутри боли, дотронулся ладонью до небритой щеки. Потом замер в ожидании, остановил взгляд в проеме гостиной.

– … Ну ты даешь! – послышался издалека, от входной двери, радостный голос Андрея. – Сбежать, значит, решился? Молодец… А чего мне не сказал? Я бы тоже тебя увез, и все дела.

– Да ладно… А моя мама сильно ругалась? – перебил его звонким фальцетом Илья.

– Ну, как тебе сказать… Она, как мне показалось, это дело вообще очень уважает. Чтоб ругаться. Чтоб на всех подряд. И по любому поводу. Так что…

– А Леська где? Дома осталась?

– Нет. В машине сидит. Мы же за тобой прямо из аэропорта пригнали. Так что собирайся, домой поедем. Сейчас с отцом поздороваюсь, и поедем…

Они появились в проеме гостиной, и выражение лица Андрея тут же приобрело вежливо-холодноватый оттенок, будто он с силой впихнул в себя порцию приличной сдержанности и она застряла в глотке инородным для организма телом – ни туда ни сюда. Командору подумалось, что такое именно лицо бывало у Андрея на заседаниях совета директоров – растерянное и надутое одновременно. Он улыбнулся, поздоровался грустно:

– Привет, сын.

– Здравствуй, отец.

– Ты не думай, я не специально мальчишку увез, чтобы тебя к себе заманить…

– Да я и не думаю, отец. Увез и увез. Спасибо. Как ты живешь? Как здоровье? Все хорошо?