Я ощущала такую же слабость и оцепенение двадцать три года назад, когда дедушка отвернулся от первого мертвого тела, которое я увидела в своей жизни, опустился рядом со мной на колени и сказал: «Малышка, твой папа умер».
– Натрисса, не подходи сюда.
– Да, мэм.
Собственно, это не отпечаток ноги, а след сапога. Я осознаю этот факт только потому, что рядом с загадочным отпечатком появляется еще один. Это след босой ноги, намного меньше сапога.
След детской ноги.
Медленно и исподволь мое сознание отмечает еще и негромкий, но постоянный шум. Он доносится сначала очень тихо, но постепенно переходит в мягкий стук. Это звук дождевых капель, ударяющих об оцинкованную крышу. Это не имеет никакого смысла, поскольку в доме для слуг шиферная крыша, а не оцинкованная, да и я стою на первом из двух этажей. Но я уже слышала этот звук раньше и знаю, что он означает. Слуховая галлюцинация. Я слышала тот же самый металлический звук неделю назад, на месте убийства Нолана. Как раз перед тем, как со мной случился первый приступ паники. Я смотрела на обнаженный труп бывшего бухгалтера и…
Быстрый топот выводит меня из оцепенения. Натрисса сломя голову мчится по коридору. Воздух в спальне дрожит от детского крика.
– Няня! Няня! Няня!
Взглянув на часы, я жду, что отпечатки начнут тускнеть. Ошибочные положительные результаты реакции имеют обыкновение быстро блекнуть, тогда как свечение, вызванное гемоглобином, содержащимся в крови, остается надолго – подобно свидетелю обвинения.
Проходит тридцать секунд. Я обвожу взглядом спальню, этот странный храм моего детства. Потом смотрю вниз, на пол. Прошла уже целая минута, а свечение и не думает бледнеть.
– Ну давай же, – шепчу я. – Тускней.
У меня дрожат руки. Я тоже хочу побежать к Пирли, но я уже давно не ребенок. Перед глазами у меня все расплывается, так напряженно я всматриваюсь в следы. Может быть, это отпечаток моей ноги? На некоторых поверхностях пятна крови могут сохраняться десятилетиями.
– Тускней же, – умоляю я пятна. Но мольба остается без ответа.
Я пила в течение пятнадцати лет. Вот уже сорок восемь часов я трезва как стеклышко. И еще никогда в жизни мне так отчаянно не хотелось выпить.
Глава шестая
У меня в голове инстинкт борется с рассудком. Пока я гляжу на два светящихся отпечатка, одна половина меня хочет убежать, другая – остаться и запереть дверь. Мне нужны фотографии отпечатков, но чтобы сделать их, я должна действовать быстро. Как только закончится химическая реакция, заставляющая кровь, скрытую в ковре, светиться, повторить ее уже не удастся.
Входная дверь с грохотом захлопывается. Пирли. Я пересекаю спальню и запираю дверь. Затем открываю футляр, вынимаю однообъективный зеркальный фотоаппарат, привинчиваю к нему стандартный тридцатипятимиллиметровый объектив и шнур дистанционного управления. Проклятье! Я забыла выгрузить треногу из багажника машины.
Кто-то громко стучит в дверь спальни. Я остро ощущаю, что это уже когда-то было со мной, и по стуку узнаю Пирли.
– Кэтрин Ферри? – доносится низкий голос, который так же хорошо знаком мне, как и голос матери. – Это ты там, девочка?