Типичная картина: Норвежское море, семибальный шторм, вокруг плещет и свищет, только касаткам все нипочем. Нахально ощериваясь белозубым подобием улыбки, они неутомимо рассекают волны, гребни которых проносятся  высоко над рубкой. Когда волна, что «гораздо выше сельсовета», подкрадывается с кормы, опасность того, что тебя приложит об ограждение рубки, возрастает. Зазевавшиеся вахтенные офицеры нередко спускались с мостика с окровавленными лицами, но исключительно после смены вахты. Тревожить товарищей на подмену считалось не менее дурным тоном, чем опаздывать на вахту. Едва лишь новая смена, не забыв привязаться, занимала штатные места на «жердочках» (откидываемые подножки на мостике ПЛ 633 проекта), верхний рубочный люк задраивался, дабы избежать заливания центрального поста (ЦП).

Когда длинная океанская волна накрывала мостик, его обитатели оказывались под водой на добрые полминуты. Глубиномер ЦП в это время показывал перископную глубину (9-10 м), сводя на нет все усилия  верхней вахты «выйти сухими из воды». Резиновые штаны стремительно заполнялись водой, которую затем приходилось греть собственным телом. Поэтому со временем я начал сверлить в пятках химкомплекта дырки, охотно поделившись с товарищами «ноу-хау». Вода быстро стекала, а нагреть сырую одежду собственным телом оказывалось гораздо проще, чем мокрую.  Хорошо, если «накрытие» случалось не в самом начале четырехчасовой вахты...

Спустя годы, в схожей ситуации на борту крейсерской яхты «Океан», летящей на очередную регату «Катти Сарк», можно было свистнуть юнгу и потребовать «кофе по-капитански» (50% рома + 50% кофе). Эффект был потрясающий, штаны сохли на глазах изумленной публики за считанные минуты. Но, во-первых, в условиях боевой службы мы редко практиковали возлияния, а, во-вторых, с некоторыми ингредиентами на борту была явная напряженка. Однако, как-то раз зимой, всплывая  на зарядку батареи в шторм, в районе Ян-Майена, я получил командирское «добро» на приготовление профилактического «глинтвейна». Корицы и гвоздики на лодке почему-то не оказалось. Вестовой доложил, что из пряностей в наличии лишь черный перец горошком, да «лаврушка».

«Валяй!» - опрометчиво бросил я, благословив  искажение рецептуры. В целом же она была соблюдена: в кипящее подслащенное «каберне» выбулькали порцию «шила»,  щедро  сдобрив  полученное варево  лавровым  листом  и  перцем. Никому не рекомендую повторять этот опыт: редкостная  гадость и перевод продуктов. Правда, то, что вас поначалу бросит в жар, я гарантирую. Совсем как в русской поговорке - «Вкуса не гарантирую, но горячо будет!»  К тому же, процесс приготовления сопровождался жутким запахом. Невзирая на холод и сырость, мы попытались вернуться  к данному эксперименту  лишь однажды, резко снизив роль специй. В кают-компании пыхтел самовар, источая аромат, способный расшевелить мертвого. Облачаясь перед всплытием в многослойные «доспехи»  в собственной  каюте,  больше напоминавшей просторный шкаф, я  услышал за дверью топот матросских сапог, а затем тревожный крик: «Петька,  бегим  отсюда,  пока  не  поздно,  старпом  опять «гликвейн»  заварил…»