Иван Соловьев, набожный и честный человек, как он любил себя презентовать, посмел пригрозить дочери тем, что потащит на аборт или отберет у нее ребенка, если та посмеет родить. Куска хлеба для внучки пожалел. Обрек дочь на вынужденный побег. Он и только он причина тому, что Ева сбежала в неизвестность, а не осталась дома под крылом родителя, как случилось бы в любой нормальной семье.

Арам не мог понять мотивов этого человека. Как так можно? Как?!

Знал одно: когда Надя повзрослеет, он будет любить ее так же, как и в детстве, если не сильнее. Когда ей понадобится помощь, Арам ее окажет. Костьми ляжет, но обеспечит любую поддержку, какая будет нужна.

Восемь лет назад Иван Соловьев совершил большую подлость по отношению к трем людям — Еве, Араму и Наде. И вот младший Барсегян стоял на пороге его дома, чтобы заставить его ответить за эту подлость.

— Хозяин? Есть кто дома? — позвал зычным голосом.

В дверях появился тот, кого возненавидел всей душой.

Арам едва узнал отца Евы. В последний раз, когда его видел, это был опустившийся человек. Теперь же перед ним предстал крепкий мужчина, пусть и в возрасте. Коротко стриженный, гладко выбритый, с нормальным цветом лица. Будто даже помолодел.

— Арам? — охнул он и чуть не бегом побежал к калитке.

Даже забыл сменить домашние тапочки на уличную обувь и дверь оставил открытой нараспашку. Выскочил за двор к несостоявшемуся зятю.

— Сколько лет тебя не видел… — зачастил Иван. — Ты зачем приехал? Ева не появлялась, я бы позвонил тебе. Или ты ее нашел?

Арам молча достал телефон, зашел в галерею фото и открыл снимок, где Ева с Надей вместе ели мороженое в парке. Кадр, который Арам сделал в самый первый вечер гуляний с этой парочкой.

— Видишь? — проговорил он с плохо скрываемой злобой. — Это твоя дочь. Живая, здоровая. Не благодаря тебе! А это Надя, внучка, от которой ты отказался. Самый светлый и чистый ребенок на свете… Мой ребенок!

Ожидал чего угодно. Но не того, что Иван рванет вперед и попытается вырвать телефон из его рук.

— Дай посмотреть! Дай… — взревел мужчина, когда-то казавшийся Араму довольно крупным.

Теперь эти двое сравнялись и шириной плеч, и ростом. А силой Арам без сомнения превосходил отца Евы.

— Не тронь, не твое! — зарычал он и спрятал телефон в карман куртки. — Восемь лет назад ты знал, что Ева беременна! Ты знал и не сказал мне, тварь ты эдакая! Ни словом не обмолвился, почему она сбежала… Объясни мне, хренов папаша, как ты мог угрожать дочери, что отведешь на аборт?!

Иван опешил, отшатнулся от Арама, будто тот зарядил ему рукой по лицу.

— Как, мать твою?! — Арам уже не мог успокоиться, сжал кулаки, еле сдерживая дикое желание вмазать.

Отец Евы задышал часто, прерывисто, посмотрел в лицо противнику, отметил сжатые кулаки. И вдруг затараторил:

— Пойми, то, что я сказал ей про ребенка, было сказано в гневе. Я хотел, чтобы она поняла, как плохо сделала. Хотел ее наказать, а наказал себя. Ева была очень послушной девочкой, я и предположить не мог, что она учудит такое. На самом деле не потащил бы ее на аборт и не заставил отдать ребенка на усыновление… Это были просто слова злобы.