— Да неужели? — Арон хмыкнул, не выказывая никакого желания удавку убрать или хотя бы ослабить. — А мне, знаешь, было неудобно, когда жрецы Гиты меня убивали. Очень неудобно.

— Злопамятный ты, — пробормотал полуэльф, пытаясь устроить руки так, чтобы веревка меньше давила на горло. Слова Арона кольнули знакомым угрызением совести — сейчас, правда, изрядно приглушенным фактом воскрешения мага. Но что ему было делать? Опять просить прощения? А толку?

— Память у меня хорошая, — согласился Арон. — Так я жду.

— Арон, скажи, ты вспомнил? Все вспомнил?

Если к Арону вернулась память, но он все равно искал сына, забросив остальные дела, то, может быть, Мэа-таэль был неправ тогда, может быть маг и не собирался приносить Альмара в жертву ради своего восстановления, и все это было огромным недоразумением, и свое видение Мэа-таэль тоже расшифровал неправильно, и…

— Не зли меня, Мэль, — произнес Арон мрачно, и глаза его нехорошо блеснули, — сейчас вопросы задаешь не ты.

Значит не скажет. У Мэа-таэля было только одно свидетельство того, что память к Арону действительно вернулась — тот факт, что он знал, как действует амулет, блокирующий доступ к магии. Но это могло объясняться и иначе — Арону это мог кто-нибудь рассказать, может — шаман, может — другой маг или даже обычный человек, использующий, как сам Мэа-таэль, шаманские амулеты. И тогда причина, по которой Арон желал найти ребенка, оставалась именно такой, какую Мэа-таэль предположил в самом начале…

Наверное, Мэа-таэль молчал слишком долго, потому что Арон чуть шевельнул пальцами и удавка, накинутая Мэа-таэлю на шею, дернулась и болезненно сдавила ему горло.

…Пожалуй, если Мэа-таэль расскажет Арону о путешествии с Альмаром, ребенку это никак не повредит…

Арон слушал рассказ молча, и только когда история дошла до найденных черепов бесов, остановил Мэа-таэля и велел подробнее рассказать о находке и о том, что сказали шаманы, которым он находку показал.

— Да ничего особенного. Просто забрали у меня черепа, чтобы передать Верховному Шаману. А, и еще одна старая шаманка несколько раз пробормотала «атша тайке».

— То есть время хаоса, — маг поморщился. — Опять это бесово время хаоса!

Значит, туурский язык Арон помнил. Еще одна монета в копилку того, что память к нему вернулась. Хотя — может быть он помнил его и летом, даже после своего неудачного эксперимента?

О том, как Альмар попал в Месте Эха в ловушку, подстроенную подростками-туурами, Арон выслушал тоже молча, только нехорошо прищурился.

— Они все мертвы, — сказал он, когда Мэа-таэль договорил.

— Ты…

— Нет, не я. Когда Светлые маги явились в Степь, они нарушили перемирие. Чтобы свидетелей этому нарушению не осталось, они уничтожили все племя, и тех подростков тоже, — при упоминании парней, подставивших Альмара, лицо Арона на мгновение приняло привычное полуэльфу жесткое холодное выражение, говорившее — останься эти тууры в живых, пожалели бы об этом…

Вот только хотел бы Мэа-таэль знать, почему на самом деле злился Арон. Потому ли, что эти подростки пытались убить его сына, или же потому, что этим убийством могли лишить его средства восстановить свою память?