За домиком шкипера начинается трюм. В трюме стоят лошади, разделенные досками. Над ними натянут брезентовый полог, но его не хватает на весь трюм, и часть лошадей открыты. Это красивые, чистые лошади, у них светлые челки, блестящая кожа.
За трюмом, на носу баржи, сидят и лежат несколько женщин. Они сопровождают лошадей, ухаживают за ними в дороге.
Женщины видят, что матрос Павлик, который до сих пор безмятежно лежал на солнце, вдруг вскочил и забегал по корме, размахивая руками. Женщины спокойно наблюдают за ним. Но когда сам шкипер отложил в сторону недочищенный туфель и побежал на корму, женщины встали, как по команде, и молча устремились к Павлику.
Катя выпустила веревку и отстала от баржи.
Баржа удаляется.
Катя видит людей на корме, они размахивают руками, кричат, но Катя ничего не слышит, кроме музыки из приемника «Турист». Эта музыка оказалась громче всех голосов. Катя пытается плыть против течения, и хотя течение здесь небольшое, она быстро устает и, сделав несколько отчаянных гребков, останавливается на воде, с трудом переводит дыхание.
Баржа уплывает, баржа далеко.
Шкипер бежит вдоль борта к носу баржи. В руке у него переговорная труба. Он кричит, забыв о трубе, но ничего нельзя понять — мешает музыка из приемника. Наконец кто-то выключает приемник, и на буксире разбирают слова шкипера.
Трос, соединяющий баржу и буксир, дрогнул и тяжело обвис к воде.
Катя подплывает к остановившейся барже, влезает в лодку, и, уцепившись за киль, при общем молчании поднимается на палубу.
Шкипер, не оборачиваясь, идет к домику, с силой захлопывает дверь.
Трос натянулся и снова потащил баржу за буксиром.
Время — шесть часов вечера.
Берега реки изменились, во всем чувствуется приближение большого города. На корме баржи стоит матрос Павлик, покрытый хлопьями мыльной пены. Шкипер бросает за борт брезентовое ведро на веревке, достает его и выливает воду на Павлика. Шкипер босой, мокрый, в плавках.
Шкипер выходит из домика, одетый в белую капитанскую форму с начищенными пуговицами. На голове у него фуражка с крабом; широкий белый чехол туго натянут. Шкипер помахивает белой перчаткой — одна перчатка надета, а другой он помахивает.
— Катю не видели? — спрашивает шкипер.
— Нет, — говорит Павлик.
— Нет, — говорят женщины.
Шкипер спускается в трюм, идет по узкому проходу между лошадиными головами. В конце прохода он видит Катю. Она спит на сене. Лошадь опускает голову к ее ногам, чтобы захватить губами пучок сена. Шкипер присаживается на корточки, разглядывает спящую Катю. Негромко свистит. Катя поднимает голову, садится, восхищенно смотрит на шкипера:
— Какой ты нарядный!
— Странная ты девушка. У нас даже лошади знают, что нельзя купаться на ходу баржи.
— Ты для меня так оделся? А мне что надеть?
— Подожди. Ты осознаешь, о чем я с тобой разговариваю?
— Нет. Но тебе будет еще хуже, когда я все осознаю.
— Почему?
— А потому что я загадала: если ты начнешь читать мне мораль о задержке грузооборота на речном транспорте, я тут же прыгаю за борт. Разве можно невестам читать мораль?
— А если невеста баржу утопить захочет?