Ещё одна перезарядка. Продолжил стрелять, и вспомнил об оставшемся боезапасе.

— У кого сколько патронов есть? — крикнул я бойцам. Послышались разрозненные ответы:

— Десятка полтора…

— Пяток…

— Десяток…

— Трохи ще е…

Оглядываюсь. Рукопашной с казаками бойцы точно не выдержат, если они дотерпят до рукопашной, а не побегут ещё раньше. Ко всему прочему у казаков численное превосходство раза эдак в два или три. Заметил, что на той стороне ложбины красноармейцы уже перебегают на фланг и забегают за пригорок. Посмотрел в сторону, на холм, склон которого мы занимали, и прокричал приказ:

— Отходим к вершине! Там занять оборону и продолжить стрельбу!

Подумал, что сверху удобнее будет обороняться, да и отступать затем в холмы спокойнее, дистанция прямой видимости меньше. Подчинённые мне бойцы вбирались из укрытий и бежали, взбираясь вверх. Я выстрелил еще раза два и в свою очередь выскочил из окопчика. Побежал вверх по склону вдоль нашей линии обороны и на самом её краю на середине подъёма меня что-то жгуче ударило по ноге. Я не устоял и, упав, скатился в оказавшийся рядом окоп, утащив за собой винтовку.

В окопе, застонав от боли в бедре, приподнялся на локте посмотреть, что там с ногой. На штанине виднелась дырка, окрашивающаяся красным. Со страхом подумал, что если попали в бедренную артерию, то всё, несколько минут и конец. Нет, кровь из раны не выливалась толчками. Мне почудилось, что я аж вспотел от переживаемого испуга. Уфф, повезло, если можно так сказать. Прошило мышцы, но не задело крупные сосуды, и кость должна быть цела.

Шипя и ругаясь от боли, стащил с плеч лямки мешка, развязал горловину и вынул из него свёрток чистой ткани. Забинтовал туго как мог ногу, на светлой ткани проступило красное пятно, но вроде бы не сильно увеличивалось. Я откинулся на спину и лёг на дно окопа. Вверху синел неровный прямоугольник неба. И что теперь? Выстрелы сверху какое-то небольшое время доносились, а потом всё стихло. Наверное, остатки красноармейцев перестали обороняться и отступили группами в холмы. Сейчас поднимутся казаки и пристрелят меня прямо в этой яме, я же не ходячий, даже в плен не будут брать. Вот уж не думал, что ко мне будут относиться строки когда-то услышанной песни:

Только тут не комиссары в пыльных шлемах, а казаки в фуражках, и не склонятся они надо мной, а хорошо, если просто убьют. И шлемов ещё у комиссаров нет, мелькнула неуместная мысль. "Богатырки", они же "фрунзевки", они же "будёновки" ещё не поступили в РККА, а должно произойти это позже, кажется, в 1919 году. Наверное, не увижу уже…

Нога жгла и болела. Казаков, лёжа на дне, я не видел, и как ни напрягал слух, и не услышал. Видимо, они не стали подниматься вверх по склону и проверять оставленную линию обороны, а проследовали дальше, подумал я. Захотелось пить, вынул фляжку и сделал несколько глотков. Воду надо бы беречь, по привычке появилась мысль. Хотя для чего её беречь, куда я отсюда денусь с такой ногой…