– Дождалась, наконец-то… – оставшись без присутствия посторонних, сказала Велибора с каким-то непонятным даже мужу восхищением. – Станешь ты князем, а я княгиней Славена… Вот бы матушка моя покойная, рабыней здесь пожившая, порадовалась бы… Вот бы гонители её покривились лицами, как покривятся сейчас мои хулители…
Гонителями и хулителями Велибора всегда попрекала мужа, принадлежащего к словенскому племени. Мать её принадлежала к знатному хозарскому роду, была захвачена словенами во время большого похода, затеянного хозарами в земли кривичей, когда вместе с войском шли и купцы, чтобы прочно наладить свою торговлю в северных землях, и священнослужители с семьями, чтобы распространять свою веру в новых областях. Князь Владимир, отец Буривоя, помог кривичам разбить хозар, захватив много добра и рабов. Впоследствии мать Велиборы несколько раз пытались выкупить из рабства родственники, но хозяева брезгливо не пожелали иметь с хозарами дела. А потом, когда не прошло ещё и половины срока рабства, внезапно сами освободили её и отдали замуж за человека, которому не смогли отказать. Отец Велиборы был молодым воеводой, рано погибшим в боях с варягами. Велибора же всех, кто держал в плену её мать, считала гонителями, и всех, кто был против её брака с Вадимиром, своими хулителями, а на всех заезжих хозар смотрела, как на богов. И совсем уж ярилась, когда Вадимир, осерчав порой, не соглашался с ней, заявляя в запале, что хозары – злобный азийский[112] народ, и гонители славянских племён. Тем не менее, Велибора добилась от Буривоя, на которого имела непонятное всем влияние, разрешения на беспошлинную торговлю хозарских купцов в Славене. После этого княжна пользовалась большим уважением у соплеменников своей матери, и родственники даже слали ей дары из своей далёкой земли.
Однако сейчас разговор получался не об этом.
– О чём ты? – не сразу понял Вадимир, но тут же до него дошёл смысл сказанного, потому что это было продолжением многих разговоров, в том числе, и разговора недавнего, состоявшегося уже после отъезда Гостомысла к бодричам. – Забудь, очень тебя прошу, забудь про это! Наследник княжеского стола один – брат мой Гостомысл! И я никогда не помыслю против брата…
– Что, не было ещё вестей от посольства? – отчего-то спросила Велибора со странными, не понравившимися Вадимиру интонациями в голосе.
– Что, должны вести быть? – раздражённо передразнил её Вадимир. – Стать, рано ещё вестям быть… Брат сам с ними вернётся…
– Если он вообще вернётся… – прошипела Велибора себе под нос.
– О чём ты говоришь?
– Бисения кости птичьи бросала… Сказывала, погибнет Гостомысл в дороге. Не доедет до своего Годослава любимого… И сказала, что быть тебе князем… А я к тому уже давно готовлюсь… Бисения знает, что говорит…
Сирнанская труболётка Бисения, недобрая старая рабыня Велиборы, которой и сама хозяйка порой побаивалась, всегда гадала только на костях птенцов водоплавающих перелётных птиц – птицы издалека летают, много видят и много знают, и в воде знания черпают, а вода в мире общая, и тоже знает всё. И предсказания Бисении почти всегда сбывались. Но «почти» – это совсем не «всегда», как хорошо знал Вадимир…