Но Сосулькин явно находил удовольствие в беседе с психиатром. Он задавал ему вопросы, а потом кивал с умным видом, слушая пространные ответы профессора. Подруги с удовольствием бы ушли, но им было необходимо дождаться следователя, чтобы поговорить с ним.

Идея, осенившая подруг вчера поздно вечером, когда они впервые увидели сына Елены Николаевны, никак не хотела покидать их. И более того, чем больше девушки о ней думали, тем сильней им казалось, что идея эта стоящая.

И пока профессор бубнил на ухо Сосулькину разные умные вещи, подруги шептались друг с другом:

– Ведь, сама посуди, если Елена Николаевна знала, кто мать Сережи, то она знала и дом, в котором он родился.

– Само собой разумеется.

– А может, Настя ей и еще в чем-то призналась.

– И когда приемный сын вырос и стал взрослым, Елена Николаевна раскрыла ему тайну его рождения, а также научила, где найти клад, оставленный его настоящей родной матерью.

– Клад-то откуда? Будь у Насти клад, небось давно бы его сама выкопала.

– Но что-то ведь в саду и доме у дяди Паши искали. Что же, если не клад?

– А почему Настя его не достала?

– Может, и собиралась, да у нее времени не хватило.

Подруги переговаривались едва слышным шепотом, но Сосулькин все равно кидал в их сторону негодующие взгляды. Они мешали его увлеченной беседе с чокнутым профессором. Ну, ничего, подругам оставалось потерпеть еще самую малость. Не может быть, чтобы Сосулькин смог общаться на уровне профессора еще долго.

Так и получилось. Девушки затихли. А примерно через четверть часа начали замечать признаки утомления у обоих собеседников. Профессор сдался первым.

– Рад был с вами познакомиться, очаровательные красавицы, – поднявшись, попрощался он с подругами.

Потом профессор повернулся к Сосулькину и протянул руку ему:

– А с вами, Борис, надеюсь, мы еще увидимся. М-да… Но сейчас, извините, мне уже пора в институт к моим студентам.

Бедняги! Теперь он примется уже за них!

Но Сосулькин продемонстрировал чудеса выдержки и вежливо поблагодарил профессора:

– Наш разговор был удивительно плодотворным.

– Очень рад это слышать.

– Вы нам очень помогли, дорогой профессор.

На этом следователь крепко пожал ему руку, еще несколько раз тепло поблагодарил, и все трое наконец-то могли уходить.

– Уф! – выдохнул Сосулькин, оказавшись на улице в отдалении от дома профессора. – Ну, и зануда этот старик! И вы тоже хороши.

– А мы-то что? Сидели, молчали.

– То-то и оно, что молчали. Могли бы хоть словечко вымолвить. Отвлечь внимание старика на себя. Бросили меня одного на амбразуру.

– Извини, но мы и половины из того, что он говорил, не понимали.

– Думаете, я понимал? Нет, сначала до меня еще что-то доходило, а потом одна сплошная каша в голове образовалась. Ох, и умный старикан! Умище мощностью десять мегатонн в тротиловом эквиваленте. Но ни фига не поймешь из того, что он говорит!

Подруги радостно переглянулись. Сосулькин оказался совсем не таким умным, как они опасались. Все-таки общаться с людьми академического склада ума – это труд сам по себе уже нелегкий.

– Но хоть что-то тебе удалось понять?