Переглянувшись между собой, они уточнили:
– Вы это точно знаете или это ваши предположения?
– Я это знаю.
– А как было имя ребеночка?
– Настя назвала сына Сережей. А фамилию ему дали по имени матери – Анастасьев. Но когда ребенка усыновили, то новые родители, безусловно, дали ему другую фамилию. А почему вы спрашиваете?
– Нам надо найти этого мальчика.
– Зачем?
– Зачем… Дело в том, что несколько дней назад в доме, куда вы ходили, было найдено тело молодой женщины. Она была убита и закопана в саду.
– Какой ужас! Но при чем тут мой… при чем тут Сережа?
– Может, и ни при чем. А может, это тело его родной матери.
– Значит, трупу уже много лет?
Елена Николаевна не скрывала охватившего ее облегчения.
– Слава богу! – воскликнула она. – Просто камень с души!
И заметив удивленные взгляды подруг, попыталась оправдаться:
– Все эти годы я думала о том, куда могла деться Настя. Почему она сбежала? Ведь она явно очень любила своего малыша и не собиралась от него отказываться. И вдруг пропала… Неизвестность всегда хуже правды, пусть даже самой страшной. Я понимала, что с молодой женщиной, скорей всего, случилось нечто ужасное. Но при этом… при этом продолжала надеяться, что она жива и когда-нибудь появится вновь.
Поведение Елены Николаевны было каким-то странным. Но подруги не вполне понимали, в чем тут дело. И к тому же их интересовали конкретные факты.
– В какой именно дом малютки вы сдали младенца?
– Не знаю. Этим занимались другие люди. Я лишь знаю, что ребенок был признан сиротой. И его судьбой занялось государство.
Что же, может быть, оно и так. Только подругам показалось, что Елене Николаевне известно о судьбе мальчика Сережи куда больше, чем она им рассказала. Но если докторше охота играть в молчанку, то сыщицы и без нее обойдутся. Пусть им будет непросто это сделать, но подруги попытаются отыскать следы младенца.
Хотя если его приемные родители были неглупые люди, то они догадались дать на лапу работавшим в приюте людям, чтобы те «потеряли» все, что было связано с делом об усыновлении этого малыша.
Когда люди берут грудничков или совсем маленьких детей до трех лет, они стараются, чтобы дети думали, будто они – родные. Тут речь идет не об альтруизме, когда семейная пара сознательно усыновляет взрослого уже ребенка, и тот прекрасно знает, что живет в чужой семье, у чужих людей, но которые станут заботиться о нем до достижения им совершеннолетия. Те, кто берет малыша, сознательно идут на все трудности, связанные с грудничковым возрастом, чтобы ребенок стал для них максимально своим.
В таких случаях тайну усыновления блюдут очень строго. Частенько родители меняют место жительства, женщины подкладывают себе подушки под одежду, чтобы у всех окружающих создалось ощущение беременности будущей матери. И таким образом сохраняют свою тайну иногда даже на всю жизнь.
– Хорошо… То есть плохо, конечно. Ну, а про саму Настю вы можете что-либо рассказать?
– Про мать ребенка? Знаете, мне она показалась очень хорошим человеком. Нет, правда. Она была такая светлая, такая счастливая, несмотря на то что ребенок у нее был тяжело болен, а его отца не было рядом. Она очень боялась за жизнь малыша – это правда. Но при этом она совсем не боялась трудностей.