— А Барнаби не переоделся в форму, — сказала Мелани, задрав к потолку голову. — Он что, сегодня не идет в школу?

— Сегодня — нет, дорогая моя, — ответила Элинор.

— Но ведь все журналисты уехали. У него мозги прокиснут, если он и дальше будет сидеть дома.

— Это нам решать, девушка, — промолвил Элистер. — А не тебе.

— И мы решили, — сказала Элинор, строго глядя на мужа. Она хотела убедиться наверняка, что нынче утром никто не смалодушничает. — Не правда ли?

— Да, — ответил Элистер. — Могу сказать с уверенностью, что это лучшее решение в моей жизни.

— Ну, это несколько чересчур, не думаешь? — спросила Мелани, удивленно глядя на папу. — Вы же просто разрешили Барнаби не ходить лишний день в школу.

— У меня в классе все считают, что Барнаби очень здоровский, — заметил Генри, беря еще один тост — седьмой за утро. Влезет ли до конца завтрака и восьмой? — думал он. — Им всем интересно, могу ли я тоже летать.

— Вот видишь? — торжествующе осведомилась Элинор. Она была довольна, что одно ее предсказание сбылось, хотя старшему сыну от этого могли быть только неприятности. — Они тебя обижают?

— Нет, конечно, — ответил тот. — В смысле, посмотри на меня, а? — Тут не поспоришь. Генри исполнилось пятнадцать, и он занимался множеством видов спорта. Маловероятно, чтобы кто-то из одноклассников попробовал его задирать. Даже весь джем, который он обычно ел, не мог бы размягчить ему столько мускулов. — Да и какое мне дело, если они считают, будто я умею летать, как Барнаби? Мне все равно, что другие думают.

— Это отнюдь не все равно, — произнес Элистер, с раздраженным вздохом отставив чашку кофе и беря в руки «Повесть о двух городах», — Барнаби уронил книжку, пришлось вставать и отдавать ему. — Как тебе понравится, если люди будут ходить и всем рассказывать, что ты… ну я не знаю… кусок швейцарского сыра? Или фигурный чайник? Когда это неправда?

Мелани прыснула. Ее явно развеселила мысль, что ее старший брат может оказаться швейцарским сыром или чайником. Даже Капитан У. Э. Джонз радостно загавкал, перевернулся на спину и победно замолотил в воздухе всеми четырьмя лапами.

— Пусть говорят что хотят, — сказал Генри, не обращая внимания на общий восторг. — Кто первый обзывается, тот сам так называется.

— Ты хочешь мне сказать, — начал Элистер, подаваясь вперед и глядя на старшего сына так, словно они плохо знакомы, — ты пытаешься на самом деле сказать мне, что тебе совсем не стыдно от того, что все твои друзья знают про этот ужас с твоим братом?

Генри на миг задумался.

— Да, — кивнул он наконец. — Именно это я тебе и говорю.

— Хотя большинство, вероятно, все равно будет думать, что ты летаешь втайне?

— Может, и летаю, — пожал плечами Генри. — Особого желания у меня никогда не было, но кто знает — вдруг на меня стих найдет, и при должном стечении обстоятельств…

— Генри, ты меня специально расстраиваешь? — спросила Элинор, пристукнув чашкой по столу.

— Я же правду говорю, — сказал Генри. — Мне все равно, летает Барнаби или нет. И всегда было безразлично. Приятных полетов, что тут сказать?

— Мне тоже, — вставила Мелани, глядя на старшего брата с гордостью. Иногда Генри ужасно ее изводил, но милый боженька, сердце у него — чистое золото, и он не боялся это показывать.