Элинор посмотрела на мужа и поняла, отчего он сердится. Ей было точно так же. Задрав голову и глядя на сына, она шумно дышала носом, будто дракон, который намеревался испепелить компанию неопрятных селян. Заговорила она с плохо скрываемой яростью.

— Мы ни секунды больше мириться с этим не станем, — провозгласила она. — Восемь лет — это на восемь лет больше, чем нужно. Мы не потерпим сына, который отличается от нас, — ты меня понял, Барнаби? Нужно что-то делать. Либо ты становишься обычным, либо… либо… — Она подумала, не очень понимая, чем закончить фразу. — Либо мы положим конец твоему эгоизму сами — раз и навсегда.

Почти неделя прошла, прежде чем журналистам и телевизионщикам надоело торчать перед домом Бракетов и они отправились досаждать кому-то другому. Все это время Элинор не осмеливалась и носа высунуть наружу. Она сидела, насупившись, дома, почти ни с кем не разговаривала, а ее злость на сына все больше росла. Элистер взял на несколько дней отгулы на работе, чего раньше никогда не делал, поскольку обычные люди, заявил он, даже никогда не болеют — они работают пять дней в неделю с девяти до пяти и за свою честную работу получают честную плату. Наконец мрачным вечером в четверг муж и жена собрались на кухне и закрыли за собой дверь. Генри и Мелани отправили по комнатам. Барнаби оставили парить под матрасом в гостиной. Даже Капитана У. Э. Джонза изгнали в сад, хотя он уже сделал все свои дела в укромном углу за яблоней и добавить к сделанному ему было нечего.

Разговор начала Элинор — сказала Элистеру, что недавно ей в голову пришла мысль. (Вообще-то мысль пришла ей в голову не совсем недавно; Элинор подумала об этом восемь лет назад в такси, когда возвращалась из роддома, но признаваться в этом ей не хотелось.)

Элистер счел, что мысль эта годная, и предложил пару улучшений.

Элинор на них согласилась и добавила несколько своих; от одного они решили отказаться — необязательно, мол, это будет только ради смеху.

Элистер выдвинул последнее предложение, и Элинор сбегала к кухонному буфету и проверила: самые острые ножницы по-прежнему лежали на месте.

— Они здесь, — сказала она, взяв их в руку. Закатное солнце, бившее в окно, заиграло на лезвиях удовлетворительно.

Так они и приняли это свое ужасное решение.

— Мы уверены? — спросила Элинор.

— Я уверен, если ты уверена, — ответил Элистер.

— Да, — решительно сказала Элинор. — Я уверена на все сто процентов.

— Пути назад у нас не будет, ты это понимаешь?

— Элистер, тут никто не виноват, кроме него самого. Вот ты разве устраивал своим родителям такой кошмар? А я?

— Значит, по рукам? — спросил Элистер, протягивая ей руку.

— Вряд ли, — ответила Элинор, не желая совершать такое банальное действие. — Мы же не преступники какие-нибудь.

Следующее утро настало взрывом солнечного света, и компания из шести красноглазых коэлей[9] принялась вить временные гнезда в саду у Бракетов — к большому неудовольствию Капитана У. Э. Джонза, который охранял свой участок с таким авторитетом, какого не видали со времен римских центурионов. Семейство, как обычно, собралось на кухне завтракать: дети бурлили, родители вели себя необычайно пришибленно.