Отец Макара и Агаты, носивший хорошее имя Трофим, что в переводе с греческого значило многообещающее «кормилец», был военным летчиком и служил где-то в Подмосковье в особо засекреченной части.

И по понятным причинам современными гаджетами типа смартфона, айфона, ноутбука, планшета и всякого прочего добра, имеющего выход в Интернет, на службе не пользовался. А по номеру допотопного кнопочного сотового телефона, который все же имелся у Ольги и детей, не отвечал.

– Если папа на работе, он телефоном не пользуется. Не положено, – пояснил Макар Глаше после очередной ее бесполезной попытки дозвониться Трофиму Романовичу Разведову.

– И как тогда с ним связаться? – полюбопытствовала она.

– Ждать, – пожал плечиками Макар.

– Значит, будем ждать, – по-взрослому серьезно и весомо произнес Савва, обняв сводного братишку за плечи.

Вообще поразительно, как мальчишки сдружились. Почти год назад, когда Ольга с Андреем только встретились и познакомились, первое, что сделали Макар с Саввой, серьезно так, основательно подрались, надавав друг другу по сусалам. И тут же замирились, видимо, разрешив все свои сомнения, кто кого круче и главней, и сняв все иные претензии друг к другу. После того исторического побоища их уж было водой не разлить.

Рассудительность и деловитость Саввы хорошо уравновешивали фантазию и чрезмерное, неугомонное любопытство Макара. Слившись воедино, их способности дали неожиданный результат – бесконечные истории, в которые влипали пацаны, экспериментируя, познавая мир, какие-то невероятные задумки и безудержный азарт все попробовать и понять. Что взрослые только приветствовали и никогда не останавливали мальчишек, не дергали и тишины-спокойствия не требовали, радуясь столь живому общению и тяге к познанию пацанов. За компом не зависают часами – уже большой прогресс, а кричать, бегать, прыгать, лазать, носиться и громогласно радоваться жизни мальчишкам очень даже полезно и, более того, положено природой.

В те первые дни беды оба – и Макар, и Савва – словно притихли, держались друг за друга, стараясь не выпускать Глашу из поля своего зрения и не отходить от нее далеко.

На вторую ночь после аварии Глафира проснулась от непонятного легонького звука, прислушалась – плакал Саввушка. Тихонько так, чтобы никто не услышал: лег на бочок, отвернувшись ото всех, и плакал в подушку.

– Саввушка, иди ко мне, – позвала она его шепотом.

Он замолчал, судорожно всхлипывая, шмыгнул носом, повернулся, перебрался через спящих Агату с Макаром, и Глаша подхватила его, прижала маленькое тельце к себе. Он крепенько обхватил тетю за шею, уткнулся мокрым носом в ключицу и снова заплакал. А она гладила по голове, по плечикам, покачивала тихонечко, ничего не говоря – какие уж тут слова. Какие?

И вдруг услышала в сознании, поняла…

– Они обязательно поправятся. Оба. Все будет хорошо, – сказала она ему на ушко шепотом.

– Правда? – Он отстранился от нее, пытаясь увидеть в темноте выражение лица, не увидел и переспросил: – Ты точно знаешь?

– Теперь точно, – уверенно подтвердила Глафира.

Снова обняв ее ручонками и устроив голову на ее плече, он прошептал: