– Ну-у… и как? – смеялся Трофим. – Не испытывал больше?

– Да сейчас! – проворчал Пересветов. – Стишки писал, не остановить прямо, до дома провожал, в кино выгуливал.

– Потому что, как объяснил мне Витя, обещаний тебе никаких он не давал, только честно ответил на твой вопрос: «Понял?» – «Понял».

– Да молодец вообще-то пацан, – похвалил Андрей. – Такой боевой, шебутной. Не побоялся моих пламенных угроз и за Глашкой таки ухаживал. Теперь врачом работает, один из лучших в крае, между прочим.

– Стихов, правда, больше не пишет, – заметила Глаша.

– Да стихи-то у него получались не очень, – смеялся Андрей. – Любовь, кровь, разбита бровь.

– Да ладно, не такие уж и плохие были, – заступилась Глафира, – вполне приличные для мальчика четырнадцати лет. Он же стал не поэтом, а хирургом. – И снова посмотрела на Трофима: – И это только одна история из целой серии подобных.

– Андрей прав, – поддержал Пересветова Разведов. – Парень-то молодец, в наше время и по балконам к девушке лазать и стихи писать – это дорогого стоит. К тому же не побоялся.

– А я про что? – подхватила Глафира. – Такие замечательные у меня ухажеры были, пить-курить не учили, по темным углам не затаскивали, непристойностей не чинили, а Андрей Артемович всех гнал метлой поганой. А уж как я в Москву переехала, так и того пуще дела пошли: узнавал про всех парней, с которыми я училась вместе или работала, не говоря уж про тех, с которыми пыталась встречаться, всю их подноготную и родословную заодно, проводил личные встречи профилактического характера.

– И что скажешь, брат был не прав, проявляя заботу? – поинтересовался Андрей. – Где все эти, что женихались, а?

– Разбежались, напуганные тобой.

– Ой да ладно, они тебе нужны были, что ли? – пренебрежительно отмахнулся Андрей.

– Ладно, – согласилась Глафира, заканчивая беседу и поднимаясь со стула. – Поедем мы домой, ребята. Устала я, если честно. Оказывается, разоблачать преступников не такое уж увлекательное дело.

– Больше никуда не суйся! – тут же встрепенулся брат. – Трофим, проследи, чтоб она снова никуда не ввязалась.

– Прослежу, – кивнул Разведов.

– Домой? – спросил Трофим, когда они вышли из больницы.

– А знаешь что? – задумалась Глафира. – Давай поедем попозже. – И обняв рукой за талию, прижалась к его боку. – Хочется побыть только вдвоем, в тишине, без суматохи и большой семьи. Никуда не торопясь, отдать дань вожделению, пообщаться.

– Завсегда готов, – хмыкнув, поддержал Трофим, обняв Глафиру покрепче, – в том смысле, что отдать эту самую дань. Предлагаешь в гостиницу?

– Зачем? – удивилась Глаша. – У нас же в городе квартира есть. Бабушкина бывшая. Мы, правда, редко ею пользуемся, Андрей – когда по делам задерживается, или если кому переночевать требуется, на самолет, с самолета. Или по иным причинам. Только давай заедем в магазин, купим вкусностей каких, а то там шаром покати.

И пропали они в той квартире до следующего утра. Разговаривали, рассказывали друг другу истории из своих жизней, в перерывах занимались любовью, плавились в неге, шептались, что-то готовили, валялись у телика, забыв про него напрочь за разговорами, поцелуями, ласками. Где-то часам к десяти вечера, окончательно решив, что никуда они не поедут, позвонили, предупредили родню и…