«Кусочки» были готовы к шести, а мне еще предстояло просмотреть редакционную почту. Нам присылали рассказы, стихи, шутки и вырезки из прессы. Ценного среди всего этого попадалось мало. То, что могло пригодиться для «кусочков», я откладывал до следующей пятницы, а лучшее из оставшейся почты передавал главному редактору со своими комментариями. Иные шутки «носились в воздухе», их присылали сотни людей, и каждый утверждал, что все описанное случилось с ним самим в прошлый вторник. После того как Уинстон Черчилль высказался по поводу «терминологической неточности», в каждом втором конверте с большей или меньшей долей остроумия использовалось это иносказание вместо простого слова «вранье». Когда Томми Боулз победил на выборах в Лондонском Сити, количество людей, которые изощрялись в игре слов, основанной на ассоциации с игрой в боулинг, могло сравниться лишь с количеством тех, кто для большей ясности называл ее «игра в боулзинг». Один пожилой джентльмен написал: «Дорогой сэр! На прошлой неделе мне исполнилось семьдесят семь лет, и мой молодой приятель, большой любитель футбола (слово «футбола» было вычеркнуто и сверху простым карандашом надписано «крикета»), сказал: «Семьдесят семь перебежек, и до сих пор не выбит»! По-моему, очень остроумно». От такого наплыва остроумия голова шла кругом. То казалось, что смешно вообще все на свете, кроме того, что старательно выдают за шутку; а в следующую минуту — что ничто никогда не будет больше смешным.
В семь часов приносили гранки моего рассказа. Не знаю почему, но отпечатанный текст выглядит совершенно иначе, и его необходимо править заново. Выполнив эту обязанность, я заканчивал просматривать почту и в восемь отправлялся ужинать.
В десять мы с Оуэном вновь усаживались у него в кабинете. Газета была уже сверстана, и к нам начинали поступать готовые страницы, по три, по четыре за раз. Иногда мне удавалось ухватить одну, а потом я ждал… и ждал… и ждал, пока Оуэн отдаст следующую. У него, должно быть, вся жизнь проходила перед глазами, когда он правил очередную страницу «Панча». Он читал медленно, упорно, дотошно, так что хотелось закричать: «Господи Боже, да хватит уже, сил нет!» Эти потраченные даром часы были особенно мучительны после целого дня бешеной гонки. Приятно побездельничать, когда хочется, но праздность без досуга — изобретение дьявола. В армии его применяют с особым успехом.
Заканчивали к часу ночи. Было очень увлекательно вырезать десяток строчек из чужого рассказа и ужасно злило, что пришлось убрать пару строк из своего. Мне приказывали проверить цитату и разъяснить смысл одного абзаца…