Оуэн, как и многие другие политики того времени, не принадлежащие формально ни к какой партии, считал, что все радикалы — изменники, а настоящие джентльмены все сплошь консерваторы. Он искренне верил, что руководимый им «Панч» — непартийная газета. За редакционным столом Руди Леман и Э. В. Лукас в меру сил защищали либерализм, но Руди проработал здесь так долго, что почти потерял всякую надежду, а Э. В. с присущей ему иронической снисходительностью к оппонентам быстро признал, что «общее настроение за столом» против него. Им, впрочем, простительно: Леман по происхождению немец, а Лукас, бедняга, не учился ни в закрытой школе, ни в университете. А вот Милн — другое дело. Тут чистое упрямство и своеволие. Молодой человек, окончивший одну из восьми лучших закрытых школ и Единственный в мире университет — пусть он и удирает пораньше в субботу, но удирает-то играть в крикет в почтенных загородных усадьбах… Нет, это просто нелепость.

Сейчас такой подход может показаться странным, однако такова была политика в великие дни Ллойд Джорджа и его «народного» бюджета, когда подоходный налог подскочил до — сколько же там было… девять пенсов с фунта? — а предприятия, повышающие занятость, с доходом больше пяти тысяч фунтов в год, можете себе вообразить, облагались дополнительным налогом. Все мои знакомые на балах, крикетных полях и в загородных усадьбах предполагали как нечто само собой разумеющееся, что я разделяю их мнение о вероломстве нашего правительства.

Оуэн быстро понял, что это совсем не так. Я больше не давал ему на проверку свои рассказы, прежде чем отослать их в типографию, но пока меня не допустили к Столу, у него оставалось право вето. Касательно участников редакционного обеда и их произведений такого права у Оуэна не было. В те дни, когда лозунг дня гласил: «Восемь, восемь, мы требуем, не просим!» (имелись в виду линейные корабли), а представители военно-морской лиги вопили, что численность флота должна втрое или вчетверо превосходить флот предполагаемого противника, иначе мы отданы на милость врагу, я предложил Руди Леману переделать «Балладу о флоте»[35]. Что, если сэр Ричард Гренвиль отказался бы выйти в море, пока ему не предоставят численного перевеса пятьдесят три к одному?

В ту пятницу Оуэн просматривал готовые полосы еще более медленно и вдумчиво, чем всегда, и наконец заговорил ледяным тоном:

— Видели, какие стихи сочинил Руди?

Естественно, я отвечал, что, хоть и не видел, могу догадаться, о чем они, поскольку именно я подал ему идею.

— В таком случае, — проронил ледяной голос, — вы оказали плохую услугу своей стране и «Панчу».

Вполне возможно. Однако в те дни меня глубоко возмущало расхожее мнение, будто родную Англию любит только тот, кто отзывается о Германии либо с ужасом, либо с благоговением. К сожалению, война, которая спасла демократию и сделала Англию страной, где могут достойно жить герои, не изменила расхожего представления о патриотизме. Снова истинные англичане испытывают по отношению к Германии глубокий восторг; такой глубокий, что место ему где-нибудь в самом глубоком бомбоубежище.