А напоследок, чтобы ещё больше всё запутать, прилагались странные, непонятно каким образом затесавшиеся сюда, показания друга шофёра. Этот человек категорично утверждал, что в то самое время, когда произошла авария, видел своего друга на заправочной станции за рулём совсем другой машины в двадцати километрах от места происшествия. Его фамилию и адрес я тоже переписала.
Последней бумажкой в деле было постановление о его прекращении. А самое интересное – я не нашла ни одной фотографии с места происшествия. Вообще ни одной – и просто не понимала, как такое возможно. Даже протокол осмотра, который должны были составить сотрудники полиции, отсутствовал.
***
Прошла ещё неделя, и неприметная машина исчезла из моего двора. А наутро раздался звонок. Увидев в глазок Колесникова, я не удивилась – как раз этого и ждала. Распахнула дверь, посторонилась и жестом пригласила его войти.
Шеф шагнул в прихожую, глянул искоса и, пробормотав приветствие, прошёл в комнату. Сел там на диван и некоторое время молчал, хмуря брови и потирая подбородок. Я устроилась в кресле, давая ему время собраться с мыслями. Наконец он вздохнул, поднял на меня глаза и покачал головой.
– Да, дурак я, оказывается. Всё так банально, а я купился, как мальчишка! Она уже во всём призналась. Алла тебе рассказала?
– Ещё нет.
Артём поморщился и с явной досадой продолжил:
– Это Маша Кротова из юротдела. Она ревновала меня к тебе и попыталась таким способом убрать соперницу – идиотка! Эту несчастную книгу сама купила, а макеты позаимствовала в печатном цеху, – он немного подождал, поглядывая на меня, я продолжала спокойно изучать ковёр. Тогда он тихо спросил: – Ничего не скажешь?
– Скажу. Моя соседка видела, как Маша подбрасывала конверт в почтовый ящик. Лица её не разглядела, а одежду хорошо запомнила. Можете с ней поговорить.
Колесиков махнул рукой.
– Знаешь, что самое интересное? Нам подкинули фотографии. Кротову засняли в кафе с каким-то мужиком, которому она отдавала деньги. Ребята с ним уже пообщались. Это её бывший муж, у которого она две недели назад заняла ровно тысячу двести долларов. И понемногу возвращала.
Информация меня заинтересовала, я уточнила:
– Кто её заснял, узнали?
– Нет.
– Странно…
– Точно! Похоже, у тебя появился доброжелатель.
– Если и так, я не знаю, кто он. Надеюсь, ты пришёл сюда не за этим?
Он резко качнул головой, пристально уставился мне в глаза и попросил напряжённым тоном:
– Прости! Я виноват перед тобой.
– Да ладно, я всё понимаю. Теперь могу написать заявление об уходе?
– Ты хочешь уйти?
– А у меня есть выбор?
– Конечно! Я всем сказал, что ты на больничном. Можешь хоть завтра возвращаться в типографию.
– Вряд ли нам будет приятно работать вместе и дальше.
Колесников поднялся с дивана, присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои.
– Саш, ты не можешь меня простить, да?
– Ну почему же? Думаю, что смогу, – холодно ответила я, отнимая руки.
– Ясно, – он прошёлся по комнате, остановился у окна и, не поворачивая головы, глухо произнёс: – Я скучал по тебе все эти дни. Сам себя ругал и всё равно скучал, – потом развернулся и спросил: – Что мне сделать, чтобы ты забыла всё это? Чтобы простила по-настоящему?