Лея не шелохнулась. Увидев платье из серой шерсти, плотное и теплое, с длинной широкой юбкой и шнуровкой спереди – ни в Акаде, ни на Инэре таких не носили, только легкие и летящие наряды из струящегося газа, шелка, льна, – поняла, что нужно разоблачиться, но было страшно. Она не хотела, чтобы камень увидели эти люди.

Женщина еще больше нахмурилась и, начертив тремя пальцами какой-то знак в воздухе, подошла помочь, показать, что требуется. Но Лея отошла, закрываясь, выставив руки, пытаясь объяснить, что сама. Она схватила наряд и, прикрываясь им, скинула свое платье, надеясь, что длинные густые волосы скроют от недобрых глаз ее тайну. А вот со шнуровкой без помощи не справиться – женщина, сообразив это, опасливо подошла и затянула так, что Лея сдавленно ахнула. Как в этом можно дышать?! Потом ей надели на ноги мягкие сапожки из телячьей кожи, находившиеся в том же свертке, и в руках работницы блеснул гребень. Но она не спешила им воспользоваться, отчего-то чураясь прикасаться к серебристым локонам. Лею это устраивало. Она сама протянула руку, приняв гребешок. Под зачарованный взгляд женщины она водила им по волосам, пока пряди мерцающим водопадом не легли на выступавшую из квадратного выреза грудь. Лея развела руками, безмолвно спрашивая, довольно ли прихорашиваться? Женщина моргнула, словно только вышла из чародейского сна, и, настороженно кивнув, поспешила из комнаты.

Лея всё-таки опустилась на стул, без сил, пряча лицо в ладонях. Это гиблое место и хмурые, отравленные безнадежностью люди высасывали из нее жизненные соки. Дар предвидения обязывал тонко чувствовать людскую сущность, ауру мест, слышать шёпот природы, с которой Лея была тесно связана по праву рождения. Это всё выматывало, но поддавалось самоконтролю. Спокойствие, отрешенность, хладнокровие – ее помощники, но откуда взяться покою, когда внутри страх, боль, беспомощность. Где Алекс? Что с ним? А если они убили его?

Дверь снова открылась – на пороге была уже другая женщина, моложе. В руках поднос со снедью. Она поставила его на тюфяк, поскольку стол отсутствовал и, бросая на Лею любопытные, но осторожные взгляды, попятилась к выходу.

Лея к еде не притронулась. Ей кусок в горло не лез – страх за Алекса разъедал изнутри. Если они убили его, то и она умрет. Сначала душой, затем телом. Но было бы лукавством не признать, что за свою участь она боялась не меньше: в глазах старца в темном балахоне отражалось безумие, которое встречалось у жрецов Акады. И оно находило отклик у того, другого, который приказал доставить ее сюда. Молодой, не сказать, что неприятный, но взгляд человека, чей рассудок страдает. И Лея боялась этого, как и неизвестности. Чего он хочет от нее? Возможно, это только отсрочка перед неизбежными пытками и смертью. Возможно, дополнение к ним: сначала насилие над ее телом и духом, затем остальное. Видения, кроме того, в котором Алекса утащили в темницу, больше не посещали Лею, но предчувствия были недобрыми. И женщина, гонимая этими людьми, искавшая защиты у них с Алексом, подтверждала это.