Тот день – очень важный. Я после него немного прозрела. Я стала замечать то, что всегда было перед глазами, но оно будто было скрыто пеленой внутреннего недовольства. А в тот день случайный диалог в телевизоре будто сорвал, как фокусник, волшебный платок с моих глаз. И я оглядываю свою старую кухню как новую и думаю: вау!
Семья, быт, проблемы – это невероятное, тревожное, настоящее счастье. Счастье – это не обязательно маскарад и карнавал, его нужно научиться замечать и ценить, даже если сегодня оно совсем будничное, маленькое и похоже на пузатую кастрюльку с овсянкой.
– Мам, купи мне собаку!
– Зачем? У тебя скоро будет сестренка!
– Мне что, сестренку дрессировать, чтоб она мне тапки носила?
П – Пряник
Бывают вкусы, книги и мысли, до которых нужно дорасти.
В моем детстве в качестве десерта продавали мятные пряники. Обычные такие, к чаю, с резким мятным вкусом. Я их не любила. Ну вот как-то невкусно мне было – слишком мятно. Обычно они стояли на специальном блюдечке на кухне и сохли.
– Скушай пряничек, – говорила мне бабушка, когда я слонялась по кухне в ожидании обеда, путаясь у нее под ногами.
– Не хочу, – канючила я.
Так и стояли эти пряники, не тронутые мной, несмотря на то что сладости были дефицитом.
Я помню, что иногда прабабушка, у которой уже не было зубов, размачивала эти черствые пряники в кипятке и ела эту мятную кашицу как самостоятельное блюдо. Брр.
Однажды абсолютно внезапно прилетела из Москвы мама. Я жила с бабушкой и дедушкой в другом городе, родителей видела редко. Обычно о прилете кого-то из них я знала за пару месяцев, а тут внезапно:
– Завтра Нина прилетит, – сказал дедушка бабушке. – Говорит, есть разговор.
Они посмотрели друг на друга встревоженно, и я вместо радости ощутила вдруг тревогу. Это как мамин звонок, но ночной. Никто не любит ночных звонков, потому что обычно ночью никто не звонит с хорошими новостями.
Мама прилетела на следующий день и обнимала меня как обычно. Кружила в прихожей, привезла куклу в красном платье. У меня отлегло от сердца: если бы это было что-то серьезное, она не была бы такой беззаботной. Когда что-то случилось, не до кукол.
Меня уложили спать пораньше и выключили свет в комнате. Мои детские уши и любопытный нос мешали взрослым разговаривать. Я нехотя ушла в спальню, но, конечно, не спала: кто же спит, когда мама приехала! Помню, как я босиком, в пижаме, кралась к двери на кухню: подслушивать разговоры взрослых.
Взрослые меня сильно недооценивали: в свои шесть лет я была достаточно смышленой и понимала 90 % того, что при мне не обсуждали. Я затаилась у двери. Из обрывков фраз мамы, бабушки и дедушки я поняла странное: мама прилетела за благословением. Благословением на… развод с папой.
Благословение – это обычно нечто хорошее. Это дают родители перед свадьбой. Никто не берет благословение на развод.
Так говорил дедушка. Он был зол, порывист и говорил грубо. Мне хотелось защитить маму от этой незаслуженной грубости. Мама говорила тише всех. Чаще всего она произносила фразу: «Поймите, я больше не могу».
Бабушка всхлипывала. Она промокала глаза носовым платком и повторяла: «Это его убьет». Мой папа был сыном бабушки, а моя мама не была ее дочерью, поэтому бабушку гораздо больше волновало то, что убьет его, а не маму.