«Что ж, — обрадованно подумал Воронов, — такие вопросы естественны. Пока все идет нормально».

— Во-первых, — сказал он, — я считаю честью для себя выступить перед миллионной аудиторией западных телезрителей. Но, помня, что на телевидении главный враг для выступающего — это время, не стану терять его и начну прямо с существа дела. Итак, какими будут, с моей точки зрения, итоги Совещания? Попробую перечислить лишь некоторые. Признание нерушимости существующих европейских границ. Дополнение политической разрядки разрядкой военной. Сотрудничество в области экономики, торговли, культуры. Словом, это Совещание, как сказал в своем выступлении Леонид Брежнев, будет иметь всемирно-историческое значение. Он имел все основания для такого заявления.

Воронов сделал паузу, обвел взглядом своих оппонентов и увидел, что они согласно закивали головами.

— Мой американский коллега, — продолжал Воронов, — решил назвать здесь некоторые факты из моей скромной биографии и журналистской практики. В частности, связал мое имя с Потсдамской конференцией. Хочу уточнить: на самой конференции я не был, но в Потсдаме в то время находился в качестве журналиста.

— Вы видите прямую связь между Потсдамом и Хельсинки? — спросил англичанин.

— Прямую — нет. Но некоторую связь вижу.

— В чем?

— Ну, давайте вспомним, господа! Тридцать лет назад Европа еще лежала в руинах. Запах пороха еще отравлял воздух. Но великая победа Красной Армии и ее союзников над гитлеризмом уже предопределила возможность построения новой Европы, превращения ее в континент мира.

— Вы, кажется, влюблены в Потсдам? — не без иронии спросил голландец. — Это странно, для нас Потсдам — давно умершее и похороненное прошлое.

— Прошлое не умирает сэр, — отрезал Воронов. — И не проходит бесследно. Оно всегда с нами.

— Интересная философско-социологическая концепция! — усмехнулся Фитцджералд. — Немного мистическая. Она принадлежит лично вам?

— Нет.

— Любопытно, кому же?

— Вашему соотечественнику Фолкнеру. Это его слова. Я бы к ним добавил: речь идет о хорошем прошлом.

— О, вы знаете Фолкнера?

— Почему же не знать? Мы издаем в несколько раз больше американских книг, чем вы советских.

— Оставим эту арифметику. Она давно набила всем оскомину. Вернемся к Потсдаму. Почему же после той конференции не воцарился мир?

Воронов пожал плечами.

— Мы уже тридцать лет живем без войны… Но я согласен с вами — это еще не тот мир, которого жаждет человечество. Его пытались и все еще пытаются отравить.

— Кто?

— К сожалению, политика некоторых тогдашних государственных деятелей Запада задержала возможность достижения подлинного мира.

— Я догадываюсь, что вы имеете в виду Соединенные Штаты и их президента Трумэна, — высказался голландец. — Не ошибаюсь?

— Мне бы не хотелось сейчас ворошить старое, — ответил Воронов, — но, раз вопрос задан, я вынужден на него ответить. — И тут же осведомился: — А как у нас дело со временем?

— Нам, кажется, предстоит затронуть интересные аспекты истории, — ответил американец. — Для этого найдется время. Пожалуйста, продолжайте.

— Спасибо, — кивнул ему Воронов. — Так вот, три десятилетия отделяют Потсдамскую конференцию от нынешнего Совещания. И почти все эти десятки лет вплоть до поездки товарища Брежнева в Америку прошили в бесплодной, навязанной нам «холодной войне».