, а другой за женину юбку? Ведь война идет, немец у Ленинграда, он хочет забрать наш завод, убить наших детей…» И вот, дорогие товарищи, жена моя, Мария Степановна, достает из-под кровати вот эту сумку, подает ее мне в руки и говорит: «Счастливого пути, Степан Васильевич, буду ждать». Я хотел еще раз напомнить жене о заводской броне, но не пришлось. Мария Степановна, подойдя ко мне, сказала: «Давай мне твою заводскую броню и скажи, на каком станке мастерить. Я пойду на завод и буду работать за тебя, мой бронированный муж!» Вот, дорогие мои друзья, по чьей воле я, Степан Васильевич Смирнов, очутился вместе с вами с этим карабином.

Общий смех прокатился по землянке. К Смирнову подошла Зина Строева, положила ему руку на плечо и ласково посмотрела в глаза:

– Молодец ваша жена! Ну а если она вас обидела и не поцеловала, провожая на фронт, чему я не верю, так разрешите мне вас поцеловать как фронтового отца.

Строева обняла Смирнова и крепко поцеловала. Смирнов снял с головы кепку и, улыбаясь, поклонился Круглову:

– Прошу вас, товарищ командир, принять меня в вашу фронтовую семью и зачислить на все виды довольствия.

Круглов крепко пожал руку бойцу:

– Мы рады вам… Но прежде прошу пройти к комиссару батальона, вы ведь коммунист.

Снова встретиться со Смирновым мне не пришлось – он был направлен в другое подразделение нашей части.

День 13 октября 1941 вошел в историю героической обороны Ленинграда. Связисты заканчивали прокладку телефонных линий к командным пунктам. Артиллеристы сверяли последние данные воздушной разведки о расположении огневых позиций около бывшей дачи Шереметьева. А вот пехотные части противника не подавали никакого признака жизни. Казалось, немцы оставили свои рубежи, но я знал, что они стоят в траншеях с автоматами в руках в такой же готовности к бою, как и мы.

Все мои усилия в то памятное утро поймать на прицел фашиста успеха не имели. Вражеская артиллерия хранила полное молчание. Наша наземная артиллерия тоже молчала, хотя артиллеристы были готовы вступить в бой в любую секунду. В этом торжественном и одновременно грозном молчании войск обеих сторон было нечто величественное и вместе с тем тревожное. И вдруг земля дрогнула. Воздух наполнился свистом снарядов, последовали глухие взрывы, а потом выстрелы и разрывы снарядов превратились в сплошной грохот, который сопровождался глухим и протяжным стоном самой земли. Это и было началом великого, решающего сражения у стен Ленинграда.

Два часа шел жестокий бой, и ни одна из сторон не сумела продвинуться ни на метр. На третий час немцы не выдержали, стали пятиться. Но как пятиться! Огрызаясь на каждом шагу, цепляясь за каждую складку земли. Наш батальон развивал атаку от развилки дорог по левой обочине шоссе прямо в сторону города Урицка. Левее от нас шли в атаку морская пехота и добровольческие отряды ленинградских рабочих. Отступая, немцы продолжали вести губительный огонь из станковых и ручных пулеметов, установленных в подвалах шлакобетонных домов Клиново и в кирпичных зданиях на окраине города. Плотно прижимаясь к земле, мы ползли вперед, укрываясь в складках местности и за трупами убитых. Останавливаться было нельзя: враг мог закрепиться на промежуточных рубежах и контратаковать нас.