— А тебе, Аэлита, пора аккумуляторы подзарядить, — добавил академик, — а то Юра, я смотрю, очень энергоемкий.

Девушка дисциплинированно козырнула Скорпионову и удалилась.

— Вот что я тебе скажу, товарищ Котелков, пора за дело приниматься — враг не дремлет, — сообщил партизану академик.

— Что, китайская экспансия активизировалась? — смущенно, стараясь не смотреть Скорпионову в глаза, спросил Юрий.

— Да, нет, юноша, кое-кто пострашнее, — усмехнулся ученый, — тебя, партизан, кстати, не в честь Гагарина назвали?

— Точно, — подтвердил Котелков.

— А космонавтом стать не мечтал? — поинтересовался Скорпионов.

— Да нет вроде, — удивился странностям академика Юрий.

— А придется, — захохотал тот.

Троцкий в который уже раз пытался вступить в контакт с духом Ильича. И опять-таки ему это толком не удавалось. Ленин смутным белесым пятном (в котором, впрочем, вполне угадывались дорогие Льву Давидовичу черты) колыхался перед ним и молчал. И молчал, кстати, недобро. Однако понять, реально ли в этом колеблющемся облачке присутствует нечто от лидера большевиков или это забавы зловредных духов, было невозможно.

Фантом никак не реагировал на попытки возобновить столетней давности внутрипартийные дискуссии, чего которое десятилетие так жаждал несчастный узник мексиканской пирамиды. Только ухмылялся в рыжеватые свои усы холодно и саркастически. Причем Троцкий мучительно гадал, что означает эта скорбная кривизна губ — следствие паралича, преследующего вождя и на субтильном плане или горькая издевка над неискоренимой верой Льва Давидовича в торжество теории перманентной революции.

Впрочем, к исходу второго часа беспрерывных взываний к тени освободителя пролетариата тот внезапно подал голос. «Скоро все сам узнаешь», — сухо заметил призрак и растворился в ночи. А Троцкий очнулся от забытья, которое всегда сопровождает интенсивные попытки пообщаться с потусторонним, и сразу же почуял — близится беда.

Окрестные джунгли словно бы шелестели ему о чем-то неотвратимо-неумолимом. В поисках разгадки этого тревожного послания Лев Давидович пошел бродить по пирамиде.

За минувшие с момента удара ледорубом десятилетия это сооружение опостылело ему до предела. Его полумертвая жизнь была неразрывно связана с порождаемой этим сооружением мистической энергией. Ею существование Троцкого, собственно, и поддерживалось. Отлучиться куда-нибудь он мог только в сопровождении старого брухо (тот мог подпитывать не хуже какой угодно каменной громадины).

Строго говоря, винить за такую вопиющую скованность ему было некого. Первые годы после магического исцеления у Льва Давидовича сохранялась возможность вампиризироваться. Однако, неисправимый мечтатель, он был уверен, что после неминучей всемирной революции освобожденный пролетариат найдет способ научно продлить ему жизнь, не прибегая к подобным варварским методам.

Ну а потом и сам этот кровавый соблазн пропал. В организме произошли какие-то ему непонятные изменения, закрывшие для него этот путь. Короче говоря, деться ему было совершенно некуда, и поэтому приходилось теперь бессмысленно метаться то вверх-вниз по крутым, обагренным кровью американского спецназа ступеням пирамиды, то рыскать по внутренним зловещим лабиринтам.