Хорошо бы узнать, куда направятся, да людей упредить, хотя бы посадников. Тогда совесть моя чиста будет.

Я остановился на опушке леса, осмотрелся. До стана татарского полверсты, но место открытое. А чего долго думать? Надо дерево найти повыше, залезть, посветлу в трубу подзорную посмотреть — есть ли пушки, что за отряд. Если пушки есть — собираются город штурмовать, нет тяжелого вооружения — стало быть, налегке, быстрым рейдом пройтись хотят. Пограбят, пожгут, пленных захватят — и назад, в свою берлогу, пока русичи хвост не прищемили.

Ночи осталось часа два, можно и отдохнуть на дереве.

Я выбрал дерево — высокую сосну со странной верхушкой — раздвоенной, будто разрубленной мечом пополам. Взобрался туда и неплохо устроился на развилке. Привязал себя ремнем к стволу дерева, дабы не свалиться, и вздремнул.

Рассветало, когда я проснулся от качки. Открыв глаза, увидел, как надвигаются тучи и сильный ветер сгибает кроны деревьев. «Надо было домой убираться, — запоздало подумал я, — сейчас волна поднимется и ветер-то встречный. Ладно, посижу, посмотрю на татар».

Я достал подзорную трубу, тщательно осмотрел лагерь. К моей маленькой радости, пушек не было, однако татар посчитать невозможно — все находилось в броуновском движении, но думаю, прикидки мои были верны. Тысячи полторы-две, вооружены обычно — лук, сабля, щит, копье. Всадников в броне нет, хотя не факт — доспехи могли быть в переметных сумах.

Существовали у татар тяжеловооруженные всадники и не единицы — сотни. Они ставились на острие атаки. Вначале вперед вылетали лучники — обычная татарская тактика, осыпали врага стрелами, нанося урон и пытаясь деморализовать громкими воплями. Затем лучники разъезжались в стороны, и перед врагом представали закованные в броню всадники. Броня по европейскому образцу — панцири, шлемы, закрывающие всю голову, длинные и тяжелые копья для атаки конных на конных. Легкие копья обычной татарской конницы были хороши против пеших.

Я даже разглядел палатку мурзы ихнего или хана. Туда часто забегали начальники рангом поменьше — сотники, десятники, и выходили, пятясь и непрерывно кланяясь. А не захватить ли мне мурзу в плен ночью? Мысль неплохая, если все пойдет нормально — попробую ночью пощекотать ножом мурзу. Пусть расскажет, куда это он собрался, в какую такую сторону?

Начал накрапывать мелкий дождь, стемнело, будто вечером. На дереве становилось неуютно. На стекло подзорной трубы постоянно попадали капли дождя, и ничего не было видно.

Я сложил трубу, обтер ее рукой и сунул в карман. Дождь усиливался, раздались раскаты грома. Надо слезать с дерева — мало того, что дождь поливал меня на дереве со всех сторон, так и ствол дерева стал скользким.

Вдруг громыхнуло так, что заложило уши, и в ствол дерева ударила молния. Меня как парализовало, я онемел и ослеп от вспышки. Так вот почему ствол дерева на верхушке расщеплен! Оно самое высокое, и молния в него уже попадала. «Идиот!» — успела промелькнуть мысль, и я полетел вниз. Что меня спасло, так это то, что я ударялся о ветки, что-то хрустело — то ли ребра, то ли сучья, и я грохнулся на землю. Удар был силен, и я лишился чувств.