— Почему на тебе одежда чужая? Да никак, это соседская? Знакомая рубашка, я ее давеча штопала. А босой ты почему?

— Потом расскажу. Дай мне мою одежду, Эту надо соседям вернуть, пока не хватились.

Лена метнулась к сундуку, достала чистые рубашку и штаны. Я переоделся, надел короткие летние сапожки. Надо же вернуть на веревку украденную поневоле одежду.

Елена ойкнула.

— Что такое?

— Ты себя видел? Я забеспокоился.

— Ты скажи, в чем дело — ты меня пугаешь.

— Это ты меня пугаешь — все тело в синяках и ссадинах, пришел в чужой одежде. Где ты был, что случилось? Тебя били?

— Лена, дай мне вернуть одежду; приготовь хоть воды теплой обмыться да покушать.

Я вышел во двор, перепрыгнул через забор и повесил на веревку одежду соседа. На мне она уже досохла. Вернувшись домой, разделся и встал ногами в корыто. Лена поливала меня из ковшика. Не баня, конечно, но хоть грязь смыть. После хождения босиком по мостовой ноги были черными от грязи. И вода в корыте стала коричневого цвета.

После омовения я сел за стол и принялся метать в рот все, что видел. Потом спохватился. Если сейчас наесться досыта, то после вынужденной голодовки можно получить заворот кишок. Надо остановиться. Умом я это понимал, но брюхо требовало — ешь!

Я встал из-за стола. Завтра наверстаю, а теперь — спать. Я рухнул в постель и уснул. Сквозь сон я чувствовал, как тормошит меня жена, пытаясь узнать, что произошло.

— Отстань, дай поспать!

— Да вставай ты — утро, солнце взошло.

Я разлепил глаза. В самом деле, в комнате светло, в ярком лучике солнца было видно, как летают пылинки. Попробовал подняться с постели и со стоном рухнул обратно. Все тело, все мышцы болели — такое ощущение, что меня долго били палками. Ленка все выспрашивала:

— Да что с тобой? Ты можешь рассказать?

— Я упал с дерева; одежду всю изодрал, ремень с саблей за сук зацепился, а наверх залезть я уже был не в состоянии. Еле до дома добрался, — почти правду рассказал я.

— Ох, бедненький. Давай я тебя полечу.

— Это чем же?

— Мази вот есть у меня, травками попою, в баню сходим.

— Хорошо, только сначала — поесть.

Лена ушла. Что-то я расклеился: до дома добрался, а в постели расслабился.

Через силу встал, натянул рубашку и легкие порты. Надо хотя бы умыться и в туалет сходить. Потом я зашел в кухню. Мать моя! Когда же Ленка встала? На столе жареные караси со сметаной, курица вареная исходит паром и мясным духом, хлеб свежим своим видом нагоняет зверский аппетит. Сейчас разговеюсь.

Елена уселась рядом, налила в глиняную кружку вина из кувшина. Сотворив молитву и отпив пару глотков, я накинулся на еду. Жена ела скромно, отламывая но маленькому кусочку. Я же разломил курицу пополам и вцепился зубами в ароматное мясо, чуть не заурчав от удовольствия. Ничего вкуснее не ел! Я отрывал зубами крупные куски и, едва прожевав, глотал, запивая вином. У Ленки глаза на лоб полезли.

— Ты просто обжора!

— Ага, — едва разборчиво сказал я с набитым ртом. Пусть думает, что хочет.

Когда от курицы остались только обглоданные косточки и я, поблагодарив Лену, решил слегка отдохнуть, жена положила мне на плечо руку.