И тогда с арбы соскочил хозяин и стал ловить курицу.

— Помогите мне кто-нибудь! — кричал он, гоняясь за курицей.

На помощь пришёл Боба. Они вместе гонялись за курицей и сталкивались друг с другом, а курица не давалась.

В конце концов хозяин поймал курицу.

— А она несёт яички? — спросил Боба.

— Несёт, несёт, — сказал хозяин поспешно, как бы боясь, что Боба снова закатит истерику, — честное слово, несёт.

— Бери, бери, — сказала тётя Сона.

Боба схватил курицу в охапку, прижался к ней щекой и сказал:

— Теперь моя бабушка будет довольна.

— На здоровье твоей бабушке, — сказал хозяин, — дай бог сто лет твоей бабушке!

— Ну что вы, что вы… — сказала мама, — курицу мы не можем взять…

— Возьмите… соседи… неудобно… — испугался хозяин.

— Отдай курицу! — сказала мама строго.

— Нет, нет, — замахал руками хозяин, — ни за что… — Он боялся, что ему вернут курицу и всё начнётся сначала. — Ваш мальчик золотой… пусть кушает… он для бабушки… цып, цып, цып, золотой ребёнок…

— Вы нам и так достаточно подарили, — сказала мама, — куда же ещё… нам неловко…

— Ловко! — почти закричал хозяин. — Ловко! Золотой ребёнок, золотые гости! Поехали! — Видно, мы ему надоели.

Тётя Сона нам помахала на прощанье.

Телегу трясло.

Боба всхлипывал.

— Сейчас зачем ноешь? — спросил, оборачиваясь к нему, хозяин.

— Бабушку вспомнил, — сказал Боба.

— Курицу ведь ты ей везёшь?

— Везу.

— Чего тебе ещё надо?

— Ничего.

— Ну и не хнычь.

Он замолк.

В электричке Боба вытер слёзы и улыбнулся.

— Он ещё улыбается! — возмутилась мама. — Такая некрасивая история, чудовищно! Позор, а он себе, представьте, улыбается!

— Курочка нам будет нести яички, — сказал Боба, улыбаясь.

— Прекрати улыбаться, — сказал я.

— Буду улыбаться, — сказал Боба.

— Но при чём здесь бабушка? — спросил я. — Где ты её выкопал?

— Тебе можно, а мне нельзя? — сказал Боба.

Я не понял, и он объяснил:

— Ты выдумал дядю, а я бабушку.

Проносилась Бильгя.

— К тёте Сона мы никогда уже не поедем, — сказала мама, — потому что скверно ты у меня воспитан, Боба.

Отец написал, чтобы взяли его ноты, которые он оставил в музыкальной школе до войны.

Почему-то он о них вспомнил, и мы пошли с мамой за нотами.

Отец вернётся и снова будет преподавать музыкальную грамоту, теорию и сольфеджио.

— Люди стали сейчас другие, — говорила мама по дороге, — им не до нот. Нужно быть энергичной. Во время войны особенно нужно быть энергичной. С двумя детьми необходимо проявлять энергию.

С трудом пробрались к завучу, в, коридоре такое творилось — тащили стулья, парты, музыкальные инструменты!

Завуч сидел за столом, очень важный, положив кулаки на стол.

Мы сначала спросили, куда мебель тащат, чтоб разговор начать, а он молчит. Очень важно на нас посмотрел и даже не шелохнулся.

Мама ему про ноты сказала, а он опять молчит.

Тогда моя мама как хлопнет по столу, а он вскочил и — в дверь.

— Эге, так дело не пойдёт, — говорит мама, — я энергичная женщина. Придётся вам отдать наши ноты! Пойдём за ним.

Очевидно, не хотел нам отдавать.

Он юркнул в дверь, но как раз в это время виолончель несли, он схватился за струны и здорово их дёрнул с испугу. Если бы не виолончель, он бы наверняка сбежал от нас. А что мы ему сделали? Ничего. Пришли за своими нотами. Потрудитесь отдать. В общем, мы к нему подскочили, а мама обратилась со своим вопросом.