Ему захотелось сжечь к чертям эти проклятые книги. И приказать немедленно найти Никитку, чтобы его в подвале сапогами забили насмерть. Пуля в затылок – слишком гуманно! «Я ради дела не находил времени для своих детей. Ты же все это в расход ради собственного авторитета и власти. Ну так не обижайся, когда и тебя сейчас!»
Но он сдержался – это было бы глупо! Книги – всего лишь зеркало, отразившее болезнь. Никак не мог один Хрущев сбить с пути и партию, и страну. Значит, было что-то еще – заговор, уклон, тайная оппозиция, недобитые троцкисты. Ну а Хрущев – верхушка, опирающаяся на кого-то, если его слова были приняты без возражений большинством. Куда же корни тянутся?
Ярость сменилась холодным вниманием, мобилизующим ум. Было явление, которое следовало изучить, исследовать, найти способы воздействия. «Ну, Никитка, власть покоя не дает! Сначала втроем, с Молотовым и Маленковым, съели Лаврентия. Затем решил, что на троих делить много, одному проще. И ради этого устроил разоблачение с развенчанием. Я, значит, тиран и палач, а как ты в тридцать седьмом директивы рассылал, резолюции твои на бумажках сохранились и свидетели в пятьдесят шестом должны быть живы, в Москве и области ни одного репрессированного без подписи твоей не было, по нашему советскому закону? Власть, Никитка, – это совсем не сумма почестей от нижестоящих. Это, прежде всего, возможность строить! Переустраивать мир – поскольку он плох, сделать его лучше, в меру своих сил, ну как в песне потомков:
А как ты распорядился властью, которую с таким усердием тянул к себе? Армию развалил, флот порезал, госбезопасность обессилил, власть дезорганизовал, сельское хозяйство разорил! Дурак ты был или сознательный вредитель – какая разница для дела и для страны?
А уж сына я тебе точно не прощу! Непутевый он, Василий, это верно, руки над ним твердой не хватало вразумить, но не тебе, Никитка, его судить! И никуда ты не денешься, за все мне ответишь! Живой пока ходишь, говоришь, жрешь, спишь, не подозревая, что мертвый ты уже, мертвее тех, кто на кладбище лежит! И ты еще ногами сучишь! Я сейчас решаю исключительно из голой целесообразности!
Кстати, коли так, следует еще внимательнее прочесть, как я умер. Конечно, бульварщина сплошная – «загадка смерти Сталина», – но оч-чень интересно. С чего это разные люди в разное время совсем по-разному пишут, как это случилось, кто при этом был и как реагировал, словно скрывают что-то, боятся сказать. Лаврентия грязью поливают, как сговорившись. Интересно, кто и когда? Ага, те самые – и после июня, когда Лаврентия к стенке! Под диктовку писали? В том числе и те, кого пятого марта и в Москве-то быть не могло, доказано абсолютно, в других источниках – которые заслуживают большего доверия; я, Иосиф Виссарионович Сталин, абсолютно не смыслю в аппаратных играх!
А это что? Пятое марта две тысячи восьмого. Опубликованный протокол вскрытия моего тела. Отравили меня. Так это же очень хорошо! Значит, если избегу, проживу не десять лет, а подольше. И больше сделать успею!