– Мама, – пролепетала она.

С малышкой на руках, Мориц спустился по лестнице. Заглянул в туалет и в пустую комнату для завтраков. Вышел к стойке регистрации, за которой никого не было, открыл дверь на улицу. В лицо ударил сильный ветер. Через дорогу бушевало море, желтоватое от света качающихся фонарей. Жоэль крепко вцепилась в него. И в этот момент Мориц осознал, что времени почти нет. Он бросился наверх и разбудил Альберта. Тот проснулся мгновенно, схватил с ночного столика очки:

– Я с вами.

– Нет. Присмотрите за Жоэль.

Не дав времени на возражения, Мориц передал ему ребенка, а сам побежал вниз, выскочил на пустую улицу. Брызги взлетали над парапетом, ветер свистел меж домов, стучали ставни. В небе не видно было ни звезды, лишь молочный отсвет большого города.

Никто бы не сунулся ночью к разбомбленному сталелитейному заводу. Тем более в бурю, когда в воздухе летали обломки и ветки. Но, может, именно поэтому Мориц и бросился туда. Потому что она обезумела. Потому что от руин в море уходил стальной пирс, о который разбивались волны – белопенные гребни во тьме, ни огонька, только резкий ветер. Раньше сюда причаливали корабли.

Добежав до пирса, Мориц увидел, что он просто уходит в море, исчезает в воде. Бомба, должно быть, разрушила фундамент, линия пирса кренилась набок и внезапно скрывалась в яростном прибое.

Мориц уже хотел повернуть назад, но вдруг увидел светлое пятно. Что-то белое трепетало на ветру, крошечное на фоне бушующего моря, точка во тьме, крыло бабочки. Потом он различил силуэт, понял, что трепещет ее ночная рубашка, и позвал. Ветер дул с моря, Мориц не понимал, слышит ли она его, не понимал, выдержит ли его разрушенный пирс. А потом она вдруг исчезла.

Светлое пятнышко поглотили тьма и ветер. Мориц рванулся вперед. Пирс дрожал под ногами, разорванное железо стонало под ударами волн. Жуткий скрежет, перекрывавший свист ветра – словно умирал зверь из металла. Добежав до места, где пирс обрывался, Мориц увидел светлое пятно в темноте – белый венок в чернильной воде. Ясмина вцепилась в сломанные поручни, пытаясь выбраться, но волны швыряли ее из сторны в сторону. Мориц прокричал против ветра ее имя. Ясмина увидела его.

– Ясмина! Вы сошли с ума!

Она смотрела на Морица точно зачарованная, не отрывая взгляда. Он медленно сползал к ней в темную воду по скользкой, ненадежной опоре.

– Вернитесь!

Она не хочет умирать. Он чувствовал это. Слишком много жизни в ней. Когда по-настоящему хочешь погибнуть, делаешь это как следует. Она просто заплутала, она не знает, принадлежит к живым или к мертвым. И пошла в море, чтобы выяснить это.

Мориц на себе ощутил чудовищную силу моря. Оно вздымалось и опускалось, и человек был легчайшим перышком, игрушкой стихии. Он продвигался на ощупь, все глубже. Набегавшая волна накрывала Ясмину с головой, а откатываясь, обнажала ее едва прикрытое тканью тело. Ясмина смотрела снизу на Морица, точно на пришельца, пытающегося проникнуть в мир, куда ему нет доступа. Как на человека, увидевшего то, чего ему нельзя было видеть. Только она и стихия, и третий тут был лишним.