Я скрежетнул зубами.

— А внутрь будешь? — подмигнул белобрысому Митрофаныч.

Детина помялся.

— Ты ж знаешь, Кирилл Митрофаныч, я не пью.

— Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина и застольной беседы. Такие люди либо больны, либо всех ненавидят,[20] — всобачил я цитату из какой-то давно забытой классики.

Яна тут же зыркнула на меня, как на врага народа, поднявшего руку на счастливого младенца.

— Я всех люблю, — не согласился Ванька.

— Значит, нездоров, — злорадно ответил я.

Митрофаныч уже выставил на стол стаканы, глянул на меня с вопросительным прищуром. Я кивнул. Самогон с бульканьем разошелся по стаканам.

Я чокнулся с Митрофанычем и залпом осушил тару.

— А я тебе давно говорил, — опрокинув стакан, процедил Митрофаныч. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.

— Кто не курит и не пьет, ровно дышит, сильно бьет, — насупился Ванька, явно не ждавший, что Митрофаныч поддержит меня.

— Кто не курит и не пьет, пешим строем нах идет, — подвел я итог неожиданно пришедшей в голову рифмой.

Ванька перестал улыбаться, посмотрел на меня и впрямь как обиженный ребенок.

— Ладно вам, — пробормотал он. — Ну бывает же, что человек не пьет.

— Бывает, — поддержала Яна и зло посмотрела на меня. — Не все же алкаши.

Белобрысый снова заулыбался.

— Вот, — радостно поведал он. — Ладно, я к вам после зайду.

Он сгреб своей необъятной ручищей пузырек с самогонкой и вышел.

— Это было грубовато, — заметил Митрофаныч, как только за Ванькой закрылась дверь.

Причем я так и не понял, кому была адресована эта фраза: мне, завуалировано пославшему гостя по известному адресу, или Яне, обозвавшей нас с хозяином алкашами. Уточнить я не успел. Митрофаныч вернул бутыль на место и вышел следом за Ванькой. Только дверь скрипнула.

— Ты что за детский сад тут устроил? — накинулась на меня Яна.

— Он меня бесит, — честно признался я.

— Это повод хамить человеку?

— Плевать. Я не хочу больше видеть этого человека. Особенно рядом с тобой. Мне это не нравится.

Девушка вскочила из-за стола.

— Подумаешь! — сейчас она напоминала взбесившуюся фурию. — А мне не нравятся приступы ревности. Тем более, что у тебя нет никакого права закатывать мне сцены. Мы не обвенчаны, не расписаны, и детей у нас нет.

Гневная тирада обрушилась на голову ледяным душем. Внутри что-то болезненно натянулось.

— Мне казалось, что между нами взаимное чувство.

— И ты его убиваешь! — выпалила Яна и выскочила из комнаты.

Я хотел броситься следом, но тонкие пальцы вцепились в предплечье, удержали на месте. Звездочка смотрела на меня такими глазами, будто это ее, а не меня только что приложили мордой об стол.

— Сережа, не надо — не надо, — тихо промяукала она и покачала головой.

— А что надо? — сердито рявкнул я, срывая зло на хреновского трансвестита.

— Она тебя не любит.

Я резко выдернул руку из пальцев Звезды, но желание бежать и что-то объяснять сейчас Яне уже пропало.

Возникло ощущение самообмана, который я упорно отрицал.

Хотелось курить, но сигарет не было. Хотелось махнуть стакан, но Митрофаныч убрал свою волшебную бутыль, а хозяйничать без него было как-то по-скотски.