Эмма помотала головой:

– Простите, господин Дибнер, пока не могу, мне надо провести еще дополнительные расчеты. – Она улыбнулась и, пристально глядя ему в глаза, добавила: – Если бы у меня была своя лаборатория и своя группа, дело пошло бы значительно быстрей.

– Ах, вот вы о чем? – Дибнер отбил пальцами дробь по столешнице. – Да, я понимаю вас, фрау Брахт, но помочь пока не могу. Управление вряд ли выделит дополнительные средства на еще одну группу по разработке электромагнитного метода.

– Еще одну? – Эмма судорожно сглотнула.

– Впрочем, я готов вернуться к этому разговору, когда вы порадуете меня заявкой насчет крепкого пинка.

– Простите, господин Дибнер, – Эмма слегка дернула головой, – вы сказали «еще одну группу». Если я верно вас поняла…

Дибнер приложил палец к губам, подался вперед и прошептал:

– В Гейдельберге профессор Боте и доктор Фламмерфельд уже третий месяц над этим работают.

– С измененной траекторией? – уточнила Эмма.

– А как же еще? Бессмысленно пускать атомы по прямой. – Он погасил сигарету, вздохнул. – Я сам устал от этой секретности. Запрет на обмен информацией между институтами создает массу проблем.

«Значит, меня опередили, – спокойно подумала Эмма. – Ну что ж, удивляться нечему. Идея лежит на поверхности, Вальтер Боте талантливый физик, но вряд ли он догадается, как дать дополнительного пинка изотопам 235, он ведь из тех, кто категорически отрицает саму возможность создать резонатор вынужденных излучений».

– Разумеется, ничего этого я вам не говорил, фрау Брахт.

– Разумеется, господин директор. – Эмма притронулась пальцами к ушам, потом к губам. – Я ничего не слышала.

Дибнер поднялся.

– Рад был побеседовать с вами. С нетерпением буду ждать вашей следующей заявки. Желаю успеха. – Он вскинул руку: – Хайль Гитлер!

Эмма ответила тем же.

Она вернулась в лабораторию, взяла сумку, повесила в шкаф белый халат, надела плащ, домчалась до трамвайной остановки. На этот раз никаких прогулок по парку.

Привычным движением она просунула руку между прутьями калитки, отодвинула задвижку, вошла во двор, взлетела по ступенькам крыльца и дернула дверную ручку. Заперто. Постучала. Тишина. Достала ключи из сумки. Верхний замок мягко щелкнул, но дверь не открылась. Ключа от нижнего замка у нее не было, Вернер никогда его не запирал. Эмма спустилась с крыльца, огляделась, заметила, что розы отцвели и дорожка усыпана алыми лепестками.

Через пять минут она давила на кнопку звонка у калитки виллы Хоутерманса. Открыла Агнешка.

– Добрый вечер, госпожа Брахт, проходите, пожалуйста. Господина Хоутерманса нет дома, но он должен скоро вернуться. Хотите кофе или чаю?

Эмма по инерции сделала несколько шагов, резко остановилась и отчеканила:

– Где господин Брахт?

– В Стокгольме. – Агнешка удивленно вскинула брови. – Разве он вас не предупредил?

– Когда он уехал? – Эмма пристально смотрела в светло-голубые польские глаза.

Агнешка слегка отпрянула.

– Уже неделю назад. Я думала, вы знаете…

Калитка у Эммы за спиной стукнула, раздался голос Хоутерманса:

– Добрый вечер, красавица, вот сюрприз, не ожидал! – Он бесцеремонно развернул ее за плечи и чмокнул в щеку. – Роскошно выглядите, только почему такая бледная?