В общем-то, честно говоря, эту операцию по задержанию никто бы никогда не назвал блестящей и образцовой. Пример этот никогда бы не вошел в учебники по оперативной тактике и стратегии – оба подозреваемых погибли при штурме, а заложница или, точнее, сообщница получила ранение при взрыве.

Постскриптумом явилось служебное расследование и сочинение «телег» – рапортов и докладных, в которых обоюдно изощрялись и розыск, и спецназ. В «телегах» не раз и не два всплывало упоминание «постороннего лица» – то бишь Федора Басова, «уволенного из органов», появившегося на месте операции в самый неподходящий момент. Руководство спецназа пыталось доказать, что взрыв гранат в доме произошел от выстрела, произведенного этим самым «посторонним лицом», вмешавшимся самовольно в ход операции после того, как в полковника Гущина попала пуля. На все лады исследовали басовскую травматику – переделана ли уже она незаконно для стрельбы боевыми, нет ли и вообще кто он такой и как посмел очутиться в Березовой роще у дома Эдуарда Цыпина и…

И все в таком духе. В сочинении кляуз не участвовала прокуратура. Следователь Николай Жужин во всем поддерживал Гущина и стоял за него горой. И это было ценно, потому что главой оперативно-следственной группы по-прежнему считался он – следователь.

Кати это тоже, конечно, касалось – рапорты и объяснительные не обошли и ее стороной, но вся эта возня проистекала где-то там… далеко… вне ее мыслей. Слышали звон – мимо ушей он.

Иногда вечерами, закончив свои дела в пресс-центре, Катя приходила в розыск к полковнику Гущину. После того как пуля попала ему в сердце… да, в бронежилет, но все же до сердца ей оставалось так мало… полковник не то чтобы изменился, но, как казалось Кате, стал иным.

Или это дело на него так повлияло?

Труп в подвале дома нашли при осмотре развалин. Установили личность погибшей – Вероника Желябова, студентка театрального училища, посещавшая, как и Шуша Финдеева, частную школу искусств. На одном из допросов Оксана Финдеева, мать Шуши, показала также, что покойная являлась любовницей ее мужа-депутата.

В этом деле все вообще переплелось, запуталось насмерть.

Они никогда бы не разобрались, если бы…

Информация поступала из различных источников, но скудная – что-то «вспоминала» Анна Филаретовна Иркутова, что-то шептала в полубреду полковник Кармен, все еще тянущая лямку бессмертия в окружении подключенных к ней медицинских аппаратов. Какие-то крохи сведений подбросил Институт радиационной медицины и Академия радиационной защиты, чьи специалисты некогда принимали участие в том секретном проекте на объекте в Железнодорожном.

И фотографии… Тот, кто их видел, либо сразу же отводил глаза, либо, наоборот, впивался в них с нездоровым любопытством.

Но все это походило на капли в море. Они бы так и не разобрались, если бы не Лаврентий Тихвинский, который начал давать показания.

Порой, когда Катя заканчивала в кабинете Гущина просматривать видеозаписи его допросов, ей казалось, что он оттого так теперь разговорчив… красноречив, что боится не успеть.