Стрельцы, гусары и немцы сохранили верность. Им резонов предавать не было. А помещики с боярами продолжили тренд, послуживший началом Ливонской кампании 1607 года.
Мстиславскому, кстати, тоже предложили перейти на сторону Великого государя, царя и хана Тохтамыша Герая, как его именовали сподвижники. Но князь отказался.
Нет, не потому, что такой верный. Отнюдь.
Дмитрий прекрасно понимал мотивацию Мстиславского. Одинокий, бездетный мужчина в возрасте. Зачем ему это? Тем более что, в отличие от большинства бояр, он смог найти себе место при новом режиме.
— Что было дальше?
— Ничего хорошего, — грустно буркнул князь. — Османы подкатили свои пушки и начали методичный обстрел саней, за которыми укрылись стрельцы. При «Единорогах» была только картечь, а эти били ядрами. Не дотянешься. В семь десятков стволов они разворотили все за час-полтора. Стрельцы побежали. А татары лавой бросились за ними. Рубить.
— А поместные?
— Впереди неслись, — скривился Мстиславский. — Выслужиться явно хотели перед новым господином.
— А тебе как удалось уйти?
— Как стрельцы побежали, так и стал гусар уводить. Мы же с ними в тылу стояли. Стрельцов уже было не спасти.
— А немцы?
— Они тоже стояли в тылу. В них ядром только пару раз попали. Я им приказал отступать к Москве, но как там вышло — не знаю. Видел только, что немцы бегом бросились к ближайшему лесу. За ними часть стрельцов устремилась. Может, и ушли.
— Ясно, — сухо ответил Дмитрий, обдумывая текущий расклад.
— Злишься, государь? — осторожно поинтересовался князь.
— На тебя?
— Да.
— Нет.
— А на кого?
— На себя. Ваше единодушие было странным. Они ладно — знали все. А ты? Или тоже знал?
— Не знал.
— Тогда чего поддержал их?
— Так здраво звучало. Чего не поддержать?
— Да уж. Столько людей глупо положили.
— Что делать будешь? К Москве отходить?
— Зачем? — удивился Дмитрий и прищурился, взглянув на Мстиславского.
— Как — зачем?
— Мы пойдем другим путем, — усмехнулся император. После чего повернулся к дежурному. — Приказ по лагерю. Сворачиваемся. Спешно. Подготовка к марш-броску.
— Есть, — козырнул дежурный и вылетел на улицу.
— Повоюем, — как-то особенно кровожадно улыбнувшись, произнес тому в спину государь.
На самом деле он не был ни разу уверен в успехе кампании. Слишком уж много людей оказалось у противника. По паническим настроениям Мстиславского и его гусар — все сто тысяч. Да еще и семьдесят пушек, которые наверняка увеличились за счет трофейных 3-фунтовых «Единорогов». Очевидно же — шли брать Москву. И возьмут, если Дмитрий ничего не предпримет.
Сколько у него было людей?
Шесть батальонов линейной пехоты. Рота гренадеров. Рота штурмовиков. Рота егерей. Дивизион кровавых гусар. Эскадрон рейтар. Два дивизиона полковой артиллерии. Батарея полевой артиллерии. Ну теперь еще и неполные пять сотен крылатых гусар. То есть примерно четыре тысячи пехоты, тысяча кавалерии и сорок два орудия. Прилично. Но капля в море по сравнению с войском, что привел Герай. Да, у Дмитрия пехота была прекрасно обучена, опережая в плане тактики и техники своих противников на голову, но десятикратное, а то и двадцатикратное превосходство в живой силе и двукратное в артиллерии — это очень и очень опасно.