— Это все в ресторане видели. Что она тебе сказала после того, как его убила?

— Она попрощалась со мной и убежала.

— Что-то особенное или важное сказала?

— Что любит меня.

— Ну это да, — усмехнулся Милютин. — Как же без этого.

Слышать такое было неприятно. После того как я утаил некоторые детали про прошлое Милы, мне было немного неловко, но теперь это ощущение прошло. Насмешка Милютина над нашими чувствами, какими бы они ни были, меня даже разозлила. У меня всё ещё стояло перед глазами заплаканное лицо моей девушки, и в голове звучали её слова о том, как она мечтала о спокойной жизни.

— Ладно, надеюсь, далеко не убежит, — вздохнув, произнёс Иван Иванович.

«Надеюсь, уже убежала», — подумал я.

— Ты успел ей сказать, что тебе надо уехать?

— Не успел.

— Точно?

— Да. Хотел в конце ужина. Или вообще завтра. Не хотел портить вечер. Она бы расстроилась.

— Это хорошо, что не сказал.

Милютин встал, прошёлся по кабинету, нахмурился, будто принимал какое-то решение, а затем объявил:

— Сегодня переночуешь здесь, в управлении.

— Вы мне не доверяете? — удивился я. — Думаете, я тоже сбегу?

— Вообще-то, ты находишься в статусе задержанного по подозрению в соучастии в убийстве, — сказал Милютин.

— Но я никого не убивал. Или Вы мне не верите?

— Я тебе верю, но закон — есть закон! Ты официально задержан по делу, есть свидетели твоего задержания и свидетели того, что ты был вместе с убийцей, и я не могу взять и сразу отпустить тебя. Ты подозреваемый в соучастии. Неофициально, конечно, могу отпустить, но зачем, если ты не сможешь открыто нигде появиться? Не вижу смысла это делать. К тому же у меня появилась кое-какая мысль. Надо обсудить её с Родионом Степановичем.

— Вы меня теперь, наверное, и к операции не допустите?

— С ума сошёл? Там такое на кону стоит, аж страшно представить, что будет, если эта спецоперация сорвётся. Но как же ты не вовремя влез в очередные приключения! Просто слов нет!

— Да не влезал я никуда, — возразил я. — Я просто пригласил девушку в ресторан.

Иван Иванович подошёл ко мне, посмотрел на меня сверху вниз, и мне на стуле сразу стало неуютно.

— В обед я тебя знакомлю с кесарем, представляю Александру Петровичу как надёжного парня, а вечером твой поход с подругой в ресторан заканчивается сожжённым трупом неизвестного мужчины! — с раздражением произнёс Милютин. — И как мне на это реагировать? Как я кесарю вот это всё объясню?

Иван Иванович в сердцах ударил ладонью по столу, да так, что проломил столешницу — видимо, не заметил, как на эмоциях непроизвольно собрал в ладонях немного энергии.

— Твою мать! — выругался Милютин, глядя на сломанный стол, а затем на покрытые еле заметным свечением руки. — Давно меня никто так не злил.

— Простите, — только и мог я сказать. — Но я сам в шоке от произошедшего.

— В шоке он, — передразнил меня Иван Иванович. — Ты, вообще, осознаёшь, в какой я ситуации оказался? По-человечески я тебя понимаю, ты мне симпатичен даже в некотором роде, но как генерал КФБ я не должен тебе доверять после такого. Просто не имею права, пока не проверю тебя по полной программе. По уму тебя надо сейчас заставить снять все блокировки, чтобы хороший менталист прошарил твои мозги, и мы все были уверены, что ты не заодно со своей подружкой. Но как тебя после такого отправлять на спецоперацию? Ты можешь сломаться. И не отправлять тебя нельзя — слишком много на кону стоит, слишком много.