– Гриша, ну ты же человек культурный, образованный, – засмеялся Виктюк, любуясь его растерянностью, – я имею в виду два способа восприятия пространства, две геометрии, Евклидову и Лобачевского. Согласно первой, параллельные прямые никогда не пересекаются. Это придает жизни определенную логику и соразмерность. А по Лобачевскому, все наоборот. Они берут и сходятся в какой-нибудь одной, самой неудобной точке. Вот как в случае с Астаховой.

– Да… я понял… – процедил Русов сквозь зубы и нервно закурил.

– Ну и хорошо. Молодец.

– Но все-таки Астахову я не заказывал, – произнес Русов уже чуть спокойней и жестче.

– Нет, Гриша. Ты сделал этот заказ, правда в косвенной форме. Ты стал действовать по законам геометрии Лобачевского, у тебя пересеклись параллельные прямые, и в точке пересечения чуть не случился взрыв, который мог бы не одного тебя разнести на мелкие кусочки. Ты не нервничай, а думай. Оно всегда полезней. Астахову надо было убрать. И я это сделал хорошо, качественно. Между прочим, оплатил своими деньгами.

– Ладно, – не поднимая глаз, произнес Русов, – сколько ты хочешь?

– Вот, это уже теплее, – одобрительно кивнул Виктюк, – исполнителю я отдал двадцать. Ну а мои проценты ты знаешь.

– То есть ты хочешь двадцать пять тысяч? – тревожно уточнил Русов.

– Чтобы тебе легче было, я сразу назову всю сумму.

Сто.

– Сколько?! Так, подожди, давай по порядку, – голос Русова звучал уже совсем иначе, спокойно и твердо.

– Давай, – кивнул Виктюк, – вся комбинация с Годуновым пятьдесят. Учти, я делаю скидку. Тридцать за Астахову и двадцать за Резникову.

– Нет, стоп! – поднял руку Григорий Петрович. – Вот с Резниковой надо уточнить.

– А что уточнять? Ты же сам мне закатил истерику по телефону, требовал, чтобы я шел к тебе в квартиру, прощупывал ее. Кстати, щупать там нечего. Кожа да кости, – он усмехнулся, – сорок кило мелких неприятностей. Знаешь, такие всегда лезут не в свое дело. Примчалась в Синедольск, заморочила голову Веронике Сергеевне, потом жила в твоей квартире, продолжала капать на мозги твоей Нике. Ты думаешь, она хоть одно доброе слово ей о тебе сказала за это время? А если учесть, что она последняя, кто общался с твоим писакой, причем тогда, когда он уже владел практически всей информацией, разве можно спокойно отпустить эти сорок кило неприятностей бегать поблизости?

– Но твой придурок сделал это прямо на глазах у моей жены! – повысил голос Русов.

– Да? – Феликс Михайлович удивленно вскинул брови. – Это нехорошо. Ты считаешь, это снижает цену?

– Я считаю, что это было полным идиотизмом.

– Согласен. Жена твоя – женщина строгая. А где она, кстати?

– Не знаю!

– Вот это совсем нехорошо. Надо бы найти Веронику Сергеевну.

– Хватит, Феликс, – Русов легонько хлопнул ладонью по столу, – мне не нравится все это. Ты слишком много на себя берешь. Я, конечно, понимаю, ты у нас самый умный, самый осторожный, но всему есть предел. За Годунова я тебе действительно должен пятьдесят, и ты эту сумму получишь. Но что касается Астаховой и Резниковой, то я их не заказывал. Ты сделал это сам, по собственной инициативе. Не только для меня, но и для себя тоже. Так что о ста речи быть не может. Семьдесят. Ни цента больше. Завтра ты получишь свои деньги, и мы в расчете.