Левашов вёл себя довольно вызывающе и при этом невероятно спокойно. Это удивило и немного озадачило Милютина.

— Потом? — переспросил Иван Иванович. — О каком «потом» идёт речь? У тебя нет никакого «потом». Варианты твоего будущего сильно ограничены. Скажу больше: их всего два. Собственно, поговорить о них я и пришёл. Первый вариант — мы даём делу официальный ход, состоится суд, тебя признают виновным, но психически больным, и отправят на лечение в психиатрическую клинику. Надолго. Возможно, навсегда, учитывая список твоих преступных деяний и потенциальную опасность для общества. Статус главы рода перейдёт к твоему младшему брату, точнее, до его восемнадцатилетия к опекуну — одному из дедов. Это устроит и деда, и брата. Не думаю, что они захотят возвращения такого неадекватного родственника из психушки, посему лечиться тебе без вариантов до конца жизни.

Милютин дал Левашову осознать сказанное и продолжил:

— Второй вариант — мы просто тебя ликвидируем, как бешеного пса, чтобы ты больше никому не создавал проблем. И учитывая, что ты натворил, меня даже совесть за это не будет мучить. Какой вариант тебе больше нравится? Из уважения к памяти твоего отца, я могу разрешить тебе выбрать.

Милютин рассчитывал, что молодой граф занервничает, но Левашов совершенно спокойно спросил:

— Как ликвидируете?

— Не волнуйся, безболезненно. Это я тебе могу обещать.

— Я не боюсь боли. Меня интересует, как вы это всё оформите? Скажете, что нашли в лесу, загрызенным волками или объявите, что выловили тело в Ильмене?

— Какая бурная у тебя фантазия, но всё будет проще — инъекция в таком вот подвале и кремация тела там же. Зачем нам лишние проблемы? Ты числишься пропавшим без вести, пусть всё так и остаётся.

— Хорошо, меня это устраивает.

— Интересный выбор, — Милютин еле сдержался, чтобы не выдать своего удивления.

— Психушка — позор для рода. И я не псих, — совершенно спокойно пояснил Левашов. — Отец и так превратил нашу семью в посмешище, пресмыкаясь перед Зотовым. Я хотел сделать её снова великой. Не получилось. Может, у брата получится. Хотя я сомневаюсь — он слабак, как и отец.

— Выполнять поручения полукриминальных эльфов, по-твоему — делать семью великой? — с нескрываемой поддёвкой спросил Милютин.

— Вы ничего не знаете.

— Ну так расскажи.

— Зачем? Что изменит мой рассказ? Участь моя решена. Вариант не самый плохой, по крайней мере, не позорный. Да и устал я уже здесь сидеть.

— Скажу честно, — признался Милютин. — Не ожидал я от тебя таких речей и такого решения. Думал, будешь цепляться за жизнь.

— Зачем Вы мне это сейчас говорите? — спросил Левашов. — Вам мало меня убить? Хотите ещё и поиздеваться? Только мне плевать. Я не боюсь боли: ни физической, ни душевной. Я вообще ничего не боюсь.

— Ну, значит, договорились.

Иван Иванович нажал кнопку вызова охраны, дождался, когда войдёт конвоир, и быстро покинул комнату. Вид у главы столичного КФБ был злой и озадаченный. Пройдя несколько метров Милютин, не выдержал и раздражённо пробурчал себе под нос:

— Вот же сучёныш. Но ничего, не таких обламывали. Зато теперь я знаю, чего ты боишься.